Вячеслав Барашихин – Стихи

БИБЛЕЙСКИЙ ГОРОД

Чаша боли полна
до края –
на коленном суставе бинт,
но всю ночь
я топчу,
хромая,
мегаполиса лабиринт.

Прочь шарахаясь
от прохожих
и чужой проклиная мир,
Я шепчу небу:
«Дай мне,
боже,
путеводный ориентир!»

Мне в ответ –
лишь дыханье ветра
и мерцанье огней реклам:
до 101-го километра
добирайся, мол, парень, сам!

Что мне делать?
Разметку
нитью, обещающей выход,
счесть?
Где мой ангел-путеводитель?
С Ариадной
теряет честь?

Одиноко мне,
безответно…
В тупики упираюсь лбом.
Суждено мне
застыть к рассвету
где-то здесь
соляным столпом!

Темнота оживляет вещи,
пробуждая за домом дом…
Ждет,
когда ж я споткнусь,
зловещий
мегаполис греха
Содом.

ВОЛЧЬЯ СУТЬ

Ветер вертит луны кинопленку
Под урчанье в голодной утробе.
Ночью снятся кошмары волчонку
И дрожит его тельце в ознобе.

Вспышка света и боль под ключицей…
Где же? Где же ты, времени лекарь?!
Волк к утру обречен обратиться
От серебряных ран в человека,

Что охотиться станет на братьев,
И, сдирая с них серые шкуры,
Он повесит на шею распятье,
Рассовав по карманам купюры.

Жизнь – вожак уничтоженной стаи –
Будет выть у него на прицеле.
Так усилится, а не растает,
Волчья суть в человеческом теле.

ДЕМОНОВ ПСЫ

Жажда свободы хаосом, как метлой,
В небытие сметает осколки дел…
Демонов псам безрадостно под землей:
Демонов псы живых не имеют тел.

Встретит зарю уставшая девка-ночь,
Плоть ее свяжет рассвета бетон в тюрьму.
Ты полетишь по клавишам черным прочь,
Сплюнув в экстазе ядом слюны во тьму.

Пеплом мутны
Разбитые зеркала.
Страшные сны –
Всего иллюзия зла.
Солнце бурлит в крови –
Живи!

В небе глухом, где звезды закрытых глаз
Шлют из глазниц на землю фальшивый свет,
Нет никого, кто дело б имел до нас,
Нет суеты и выбора тоже нет.

Хочется пить –
В колодце сухой песок!
Надо забыть
О сказанном между строк.
Кровью хмельной полна
Луна.

Вешает тьма жемчужины черных дыр
На золотую, словно молчанье, нить.
Демонов псы дарят мне целый мир,
Учат меня, как слабым таким не быть…

ДУША И МОНЕТКА

– Хочешь, пойдем поедим?
– Хочу, но у меня теперь совсем нет денег.
– Ничего страшного. У меня полно. (с)

Я плачу… Сатана уходит прочь…
Смывают слезы глаз его гипноз…
Туман кристаллизируется в ночь,
И спутнику я задаю вопрос:

«Что от тебя хотел лукавый бес?
Очнись, и мне, как на духу, ответь!»
А у него в зрачках холодный блеск,
Как будто он свою увидел смерть.

«Просил он о каком-то пустяке, –
Ответил мне товарищ, чуть дыша,
Катая леденцом на языке
Свой страх. – Зачем ему моя душа?»

«А у меня забрал монетку черт, –
Сказал я, об утраченном скорбя.
И, сплюнув через левое плечо,
Добавил: – Ужин, видимо, с тебя!»

Котом Чеширским сквозь ночной туман
Друг улыбнулся. Хлопнув по плечу,
Сказал мне: « Приглашаю в ресторан.
И не стесняйся, я за всё плачу!»

КРЕСТ

«Вечер добрый, Господь, я так сильно устал…
Жить мне дальше в аду этом невыносимо!
Я склоняюсь все ниже под весом креста,
И обещанный рай – недостаточный стимул!
Не могу терпеть больше я эту боль!
Боже, весь этот мир не клади мне на плечи!
Самому выбрать крест по себе мне позволь –
Не такой, как сейчас, а немного полегче.
И тогда я точно пройду еще сто дорог,
Безысходность моя обернется весельем…»

От моей молитвы слегка улыбнулся Бог
И сказал: «Выбирай – все кресты в этой келье!»

И в хранилище этом до самой зари
С Иисусом бок о бок бродили мы вместе
И Всевышний с улыбкой кивнул мне «Бери!»
Увидав, что нашел я свой маленький крестик.
Бог открыл предо мною наружу дверь.
Никогда я еще рад и весел так не был.
И неблизкий мой путь мне не страшен теперь:
Я шагаю в рассвет под задумчивым небом.

А Господь, проводив меня, размышлял о том,
Что порой должны быть скрыты благие вести:
Как пришел я в келью с тяжелым своим крестом,
А потом я и выбрал его же — мой крестик.

МИСКА ДЛЯ ОТЦА

«Когда-то жил очень старый человек. Глаза его ослепли, слух притупился, колени дрожали…»
Лев Толстой, «Деревянная кормушка».

Осколки брызг дождем горячим на пол…
Из лужицы бульон лакает кот…
В сердцах воскликну: «Сколько можно, папа!»,
Старик лишь в плечи голову вожмет –
Давно он сбросил разума оковы.
Опять мне слушать доводы жены
О том, какой отец мой бестолковый
И как решить проблему мы должны.

Верховный суд семейного совета
К концу обеда вынес приговор:
Отец посуду бьет – ему за это
От нас и порицанье, и позор!

А главное – во избежанье риска,
А также липких пятен на полу,
Он будет есть из деревянной миски
Не с нами, а за столиком в углу.

С тех самых пор прошла уже неделя.
Отец роняет миску – но не бьет!
Безропотно с котом свой угол делит.
И у жены не перекошен рот.

Кудахчут куры, тяфкает дворняжка –
Все хорошо! Но как-то в поздний час
Я вижу: сын стругает деревяшку.
«Что мастеришь, – спросил, – на этот раз?»

Ответом сын стыда обрушил горы,
По-детски оборвав рутины нить:
«Хочу я сделать миску, из которой
Тебя я буду в старости кормить…»

НЕ ПАРА

Она:

Когда озноб
ломает тело,
я точно знаю,
что со мной:
тобою выпущены стрелы
в упор –
в меня,
все до одной!

Тебя люблю
и ненавижу
тобою выбранный карниз:
я подхожу к тебе
все ближе,
а ты шагаешь вниз.

Ты упадешь
в пропасть утренней улицы,
а я из памяти
напрочь сотру,
что с негодяями
дуры целуются,
не засыпая всю ночь,
а к утру
они краснеют,
смеются и плачут.
Несовместимость –
суровый закон:
от них сбегают,
а как же иначе,
С холодным сердцем
на мокрый бетон.

Он:

Я ухожу
с пустым колчаном
и красной меткой
на щеке.
Твоя слезинка горяча,
но
растает льдом
на языке.

Мои поломанные крылья
в который раз
к утру срослись.
С карниза смахивая пыль,
я
приподнимаюсь ввысь…

Я полечу
и над пропастью улицы
из файлов памяти
напрочь сотру
я
имя той,
кто безумно целуется,
не засыпая всю ночь,
а к утру
она краснеет,
смеется и плачет,
меня сажая на цепь
и любовь –
и я сбегаю,
а как же иначе,
с холодным сердцем
в обитель богов.

НОЧЬ В МУЗЕЕ

Начинается ночь в музее
С делового шуршанья крыс.
А потом с экспозиций змеи
Сквозь витрины сползают вниз.

Чешет спину плешивый мамонт
Об утеса стеклянный шкаф.
Отыскать мамонтенку маму
Обещает сосед-жираф.

Броненосец снимает латы.
Бредят нерестом осетры.
Улыбается аллигатор
Косяку кистеперых рыб.

Стаи бабочек бьются в стены,
Сеть булавок преодолев.
Смотрит на реверанс гиены
Царь зверей и музея лев.

Ночи плоть нарастил на кости
Загремевший скелетом кит.
Задыхается морж от злости
На тюленя – к утру простит!

Шум и гам! Лишь одна косуля
Без особых на грусть причин
Смотрит в ночь, в перспективу улиц,
На живые огни машин…

ОТЧЕ СЕРГИЙ

Отче Сергий, прояви благую милость!
Посмотри с небес на божьего раба,
Чтобы в вере малодушье укрепилось
И была не так безжалостная судьба.

Подскажи слова для искренней молитвы!
Будь моим поводырем через года.
Не оставь меня, прошу, на поле битвы,
В час триумфа и в день Страшного Суда!

Сокруши досужей праздности твердыню
И наивным оправданиям не верь!
Помоги мне обуздать свою гордыню,
Научи принять достойно боль потерь.

Приумножь мои таланты, дар небесный,
И при этом выбей блажь из головы!
Дай мне силу не покорным быть, а честным!
На любовь и труд меня благослови!

ЦЕНА

Твои глаза тоскливы и пусты
Ни зла, ни глубины, ни отраженья.
Лишь мыслей ускользающих хвосты
Невнятно имитируют движенье.

Твой тетрис в телефоне – белый флаг
Над серым замком здравого рассудка.
Ты молча паникуешь: что не так?
Я – улыбаюсь… холодно и жутко.

Да, я, твой гость, пришел тебе помочь.
И я слежу, твою стирая память,
Чтоб разум твой поглубже канул в ночь,
Наполненную призрачными снами.

Я помню всё! Но я имею такт,
Не потому что ангел. Я – хранитель.
Мой долг – беречь подписанный контракт,
В котором ты – души распорядитель.

Живи, не зная, в чем твоя вина,
В тоскливой пустоте, но без страданий.
Ты получил бессмертье! Но цена –
Отсутствие любых воспоминаний.