Напугал тёщу не на шутку…

В летний солнечный день приехал зять к тёще в гости, зашёл во двор и глазам своим не поверил: возле яблони под навесом стояло незатейливое устройство для приготовления самогона.

Бочонок, обмазанный глиной, паровал на огне. Видно было, что «производственный» процесс подходил к концу. С кончика трубы по шнурочку сбегали последние прозрачные, как слеза, капли крепчайшего напитка. А вокруг пронзительная тишина. И только овод («бзык» по-народному) назойливо жужжал над ухом.

— Но почему рядом нет хозяев? Не встречает любимая тёща Елена Дмитриевна Триполец? — был в недоумении зять.

А капли самогона сами по себе скатывались в стеклянную банку, переполнив её до краёв…

И тут Виктор заметил свою красавицу-тёщу. Она окучивала картошку в огороде, подвернув под пояс свою «зоновую» юбку с белыми кружевами.

«Ну что ж, — подумал Виктор, — коль не смогла как полагается встретить меня, я её напугаю». Знал, что с самогоноварением в то время (60-е годы) велась решительная борьба.

— Хозяйка! – повторил он несколько раз своим басистым начальственным голосом, — что это тут у вас, чем вы занимаетесь?…

«Зоновая» фигура в огороде замерла. И тишина. Только «бзык» изредка нарушал её. Тёща упала в рядки картофеля, был виден лишь краешек её юбки. Она медленно ползла к меже соседнего огорода. По-пластунски её никто не учил передвигаться, а тут от испуга пришлось заниматься спортом. Спрятавшись в посадке подсолнечника, долго не решалась выйти. Вначале выглянула, а потом медленно направилась во двор. Раз уж попалась, надо получать наказание по заслугам.

Подошла, виновато опустив голову, не глядя на своё «горемычное» изобретение. Обратила внимание на мужчину, стоящего во дворе. Батюшки, да это же вовсе не участковый милиционер, а её любимый зять, который не сдержался и залился смехом.

Тёща присела на лавочку и тихим, еле живым голоском произнесла:

— Витя, да чи это ты, сынок?…

Она быстро накрыла стол, сели в тенёчке сада, никто не мешал их мирной беседе. Назойливый «бзык» к этому времени улетел. Налили по рюмочке «первака», и только после третьей баба Еля призналась:

— А знаешь, Витя, когда ты второй раз крикнул мне, я чуть дух не испустила…

Лишилась добра из-за забытья

С самогоноварением тогда действительно было очень строго. Каждый раз граждан информировали, что, если органы правопорядка обнаружат в доме самогон и аппарат для его приготовления, будут применяться самые строгие меры. По домам устраивались рейды, велась проверка. Бывало, милиция приходила «по наводке».

И вот по хутору Заречному прошёл слух: «Облава!». Баба Еля, напуганная таким сообщением, налегке выскочила из дому с 5-литровой четвертью самогонки и сунула её в кукурузянный стог, укрыв спиртное старой юбкой. А вскоре забыла о своём захоронении. По весне решила сжечь не пригодившуюся в хозяйстве кукурузянку. Когда пламя разгорелось, раздался оглушительной силы взрыв, и 10-метровый столб пламени начал достигать сеновала.

— Караул, — закричала от испуга баба Еля, — люди, спасите…

На крик сбежались соседи, шокированные происходящим. Пламя удалось затушить. Разгребая пепел, пострадавшая хозяйка заметила свою тлеющую старую юбку и кучу битого стекла…

— Караул, — ещё тревожнее вырвалось из её груди, теперь уже от досады, — ой, да что же я наделала, сгорело такое добро…

Но на этот крик соседи уже не обратили внимания…

«Живым не сдамся…»

Муж бабы Ели, мой дед Сергей Дмитриевич, заядлый казачура. Он свято хранил традиции предков, почитал их заповеди. Бывало, по выходным дням запрягал свою кобылу Сюрку, садился на неё верхом и отправлялся в соседнюю станицу Кубанскую с родными, знакомыми повидаться. Зайдёт в буфет, купит там бутылку водки, нальёт себе и знакомым по стопке, и беседа налаживалась, разговор не утихал…

Домой дед возвращался «еле-еле душа в теле». Его собеседники погружали в седло, и Сюрка, как верная подруга, не сворачивая с пути, послушно везла на себе своего подвыпившего хозяина домой. Самым опасным местом по дороге был висячий мост через реку Пшеха.

Ступила на него Сюрка. Дед явно перебрал, стал подгонять кобылу. Она дёрнулась от неожиданности, не удержала на себе хозяина, а тот по инерции, зацепившись за металлический трос, полетел с 8-10 метровой высоты прямо в речку…

Когда страсти улеглись, дед оклемался, зять Виктор пришёл проведать своего пострадавшего тестя, спросил его:

— Ну, расскажи, батя, какая мысль у тебя мелькнула, когда ты вынырнул из воды?

— Дед немного подумал, а потом ответил:

— Умру, но живым черкесам не сдамся…

Эфиопский Переполох

В далёкие 60-е годы у деда Сергея и бабы Ели младший сын Николай учился в Краснодарском госуниверситете. Часто навещал стариков, а как-то на Пасху решил привезти с собой темнокожего друга родом из Эфиопии, он учился с ним в одном университете.

Эфиоп исповедовал христианскую веру, соблюдал все православные традиции, в том числе и пасхальные, за что пользовался уважением.

И вот утро Пасхального дня на хуторе… Дед достал из заначки по случаю приезда эфиопа магазинную бутылку «Московской» за 2,87 рублей. На столе стояли освящённые в церкви яйца и куличи. В святом углу горели лампадки и свечи…

Одной бутылки на четверых оказалось мало, тогда дед поставил на стол четверть с самогонкой, налили в гранёные стаканы до краёв и выпили…

Эфиоп расслабился, разговорился, рассказал о себе. Собеседники сочувствовали ему, что оторвался от дома, от родных.

Дед достал из кармана помятый носовой платок и прислонил к глазам, из которых тут же брызнули слезы…

— Сынок, — произнёс жалобно дед, — ты бы нам что-нибудь спел…

Эфиоп поднялся, подошёл к образам и затянул что-то напоминающее гул мотора:

— У-у-у-у…

У деда ещё больше покатились слёзы, покачивая головой, он с горечью произнёс:

— Это он про мать вспомнил…

А эфиоп действительно пел о маме.

Потом все вместе направились на кладбище, чтобы навестить могилы усопших. В то время туда и на Пасху ходили. Народу была тьма. И появление чернокожего человека на улицах станицы вызвало у прохожих шок.

Лицо эфиопа было не просто тёмного цвета, а, скорее, сине-чёрного. Нижняя губа его свисала чуть ли не до подбородка.

Все встречные им люди, христосуясь, целовались в губы три раза. Лез целоваться к ним и наш гость, соблюдая обычаи православия. Когда он расцеловал оторопевших старушек, то тем так понравилось, что они побежали за ним вслед:

— Сыночек, давай ишо разочек…

…Вошли на территорию станичного кладбища. А в воротах стоял целый табор цыган в ожидании подаяния. Когда появился эфиоп, даже они, смуглые от природы люди, в ужасе замерли на месте:

— Гляньте, чёрт идёт…

«А Амельяну не прощу…»

Однажды дед Сергей заехал в буфет, чтобы выпить водочки и со знакомыми посидеть, погутарить. Но, не рассчитав своих возможностей, не обуздал вовремя Сюрку, а та решила доставить деда прямо в буфет. Тут такой переполох поднялся. Оторопевшие казаки чуть под столы не попадали…

Дед привязал Сюрку к дереву, решил хорошенько выпить, а после не заметил, как уснул на крыльце буфета. Об этом случае узнал председатель Кубанского сельского Совета Н.И. Емельянов. Не прошёл мимо такого аморального проступка. Позвонил дедову сыну, работавшему в то время секретарём парторганизации в другом районе:

— Посмотрел бы ты, чем здесь твой отец занимается…

Тот быстро приехал в станицу, твёрдо решив продать Сюрку. С нею у деда одни неприятности. Да и меньше будет гарцевать по станице. А тут сразу покупатель нашёлся – местный цыган. Как такую лошадь не купить? Сытая, ухоженная! Дед противился, не хотел продавать её и «загнул» цену, чтобы от него все отстали.

Цыгане выплатили ему всё до копеечки. Глянул дед на Сюрку, а у неё чуть слёзы из глаз не катятся. Она подошла к нему и неожиданно лизнула по лысине.

Реакция у деда была неописуемая. Он взял деньги, заплаченные ему за кобылу, и бросил цыгану прямо в лицо. Любимицу свою не продал, покупателя прогнал.

Но на этом история не закончилась. Председатель вызвал нарушителя порядка на административную комиссию, куда собрались депутаты, общественность, давай ветерана двух войн срамить. Закончилось тем, что деда Сергея оштрафовали на 10 рублей. Он вышел на крылечко Совета и стал поджидать председателя. Тот, уже не помня зла, спросил:

— А чего вы здесь стоите, Дмитриевич?

Дед, не поднимая головы, обиженно промолвил:

— А ты, Амельян, как умру, чтобы к гробу моему не подходил…

Прошло время. Деда Сергея уже давно нет в живых. Однажды на родительский день к его могиле и бабушки Ели подошёл Н.И. Емельянов, обнял кресты, где они похоронены, поцеловал их, а у деда попросил прощения…

Николай Гвоздёв.

«АР» № 62 (10274) от 11 июня 2011 г.