Василий Макарчук: Новогодний сон

Рассказ из книги прозы «Пробуждение»

Снежные хлопья летели, вспугнутые птицами, в лицо и падали к ногам девочки. Перед её глазами вырастала стена новых снегов. Она попыталась оглянуться назад. Там, где стоял её дом, раскинулись белые крылья. Они росли на глазах, поднялись выше деревьев, заполнили небо и погасили навсегда голубые лампочки звёзд. Это ветра-разбойники плясали круговую. Какая-то неведомая сила опутала, сковала с ног до головы девочку, приподняла от земли и понесла в заснеженную высь.

Дзинь…дзинь… Постепенно девочка приходила в сознание. Первым предвестником её пробуждения были звуки, которые раздавались, словно издалека и напоминали что-то хорошо знакомое, слышимое когда-то. « Где я, что со мной?»- проносилось в её голове. « Ведь мне надо домой»,- думала девочка так, потому, что дома ожидал на столе не оконченный ею рисунок. Она билась давно над этим рисунком, хотела изобразить далёкую весну, которую очень ждала. Но не просто весну, а пробуждение жизни — её великое пробуждение.

— Я рад, что ты, наконец, здесь — услышала она чей-то голос.

И тут же движение воздуха коснулось лица девочки. С удивительной для себя лёгкостью она приоткрыла глаза и обнаружила, что находится в очень большом зале, наполненном ослепительным голубым сиянием. Стенки, потолок и пол зала были ледяные и отполированные так, что нельзя было сделать и шагу. По ним тихо вспыхивали, пробегали и гасли в ледяной толще искры розового пламени. Девочка попыталась шагнуть, но безуспешно: ноги скользили на одном месте. В ту же минуту, падая, она услышала хохот за спиной. Морщась от боли, она повернулась и увидела старика, что сидел в кресле далеко от неё в конце зала и давился от смеха.

— Это я, Холод, — проговорил он.

Девочка во все глаза смотрела на него. А тот продолжал смеяться.

— Боишься? А меня надо бояться! – еле выговаривал Холод.

Жидкая его седая бородёнка подпрыгивала. На одутловатом синем лице застыли жёлтые глаза. Они вовсе не смеялись, а неподвижно и мрачно смотрели на девочку. Не переставая смеяться, он моргнул раз, другой веками – и словно сотни тысяч хрустальных рюмочек зазвенели, запели под ударами палочек. Теперь девочке стало ясно, откуда шли эти звуки. Её охватило чувство отчаяния, что ей больше никогда отсюда не вырваться. Слёзы катились по лицу и, падая на пол неожиданно для неё, застывали в изумительные по красоте драгоценные камни. Увидев, что девочка плачет, Холод точно поперхнулся: так ему было в диковинку видеть всё это. Он перестал смеяться. Приподнялся с кресла и с тем шорохом, с каким ветер метёт снег по льду, подлетел к девочке. Она отшатнулась, а старик с горящими на лице глазами, обратился к девочке ласково, по крайней мере, как ему казалось.

— А как тебя звать….скрип…, скрип…?

— Катя….- сказала девочка.

— Катя, Катенька. Ах, как хорошо, что ты плачешь, — Холод приплясывал и радостно хлопал в ладоши. Да так, будто у него между ладонями трескалось дерево от мороза. Он кинулся подбирать Катины слёзы. Трясущимися от жадности пальцами, он хватал их – это неслыханно, откуда свалившееся на него богатство. В безумии, охватившем его, он, смеясь, как ребёнок, рассматривал на свету, как они переливались у него в руках, запихивал их за пазуху и всё бормотал:

-Ты, милая, плачь да побольше. Может быть, статься, что я и полюблю тебя. Слыхано ли дело: впервые вижу, как люди плачут…., так…скрип…, скрип…

Не дожидаясь, когда Катины слёзы упадут на пол, Холод подставлял ладони под её лицо, где уже собиралась большая слеза и постепенно замерзала в самый крупный по величине драгоценный камень. После чего он ловил новые слёзы и снова скрипел, бормотал:

— Сколько с сестрицей Смертью гулял по лесам и полям, запоздалых путников, скрип…, скрип…, встречал и замораживал их. И оставлял я их, скрип…, скрип…. Но без слёз таких на лице засыпали они. А тут со мной, Холодом, стоит, стоит, да и, знай себе, плачет камешками. Чудеса! Скрип…, скрип…

Катя с презрением смотрела на Холод. Тот ползал под ногами, подбирая её слёзы. Она чувствовала большой прилив смелости. При одной мысли, что ей не страшно, Кате неудержимо стало весело. Она вмиг перестала плакать. Холод опешил. Он затряс бородой и капризно затопал ногами.

— Почему не плачешь? По-че-му-у-у? – тянул он старческим дребезжащим тенорком.

— Почему да почему, заладил себе, как сорока!- воскликнула Катя,- Вот я тебе задам вопрос, злой и жадный старикашка! Почему ты выкрал меня из посёлка и принёс сюда? Зачем? А ну сейчас же говори!

— Как ты смеешь со мной разговаривать так, глупая и дерзкая девочка? – разозлился Холод: – Я – единственный владыка холода, что таит в себе Космос, горных вершин всех континентов Земли, с которых я спускаюсь зимой к вам, чтобы убить всё живое. Я владыка всего и вся. И потому я властвую. Но по мне и для моих слуг ветров-разбойников хотя бы все так обновлялось, чтобы ничего не менялось.

Старик расхохотался от своей шутки. Потом продолжал:

— Ты же, несчастная, посягнула на мою власть в своём желании нарисовать весну, которую я ненавижу. А потому тебя, жалкий комочек тепла, я уничтожу, заморожу, вот этими пальцами остановлю навечно твоё сердце.

Холод хотел было уже выполнить своё обещание, как неожиданно для себя, что-то вспомнив, приблизился к девочке. Жёлтые его глаза округлились, как у кота, что ночью бродит по чердаку, непонимающе уставились на Катю. Затем Холод злобно прошипел:

— Ах, так значит не просишь, а требуешь вернуть тебя домой, к рисунку, говоришь, вернуть? Нет! А я сделаю наоборот. Я сейчас же принесу тебе тот клочок бумаги и краски с кистями. Ты будешь рисовать свою весну, которая у тебя всё равно не получится. Ты навечно замёрзнешь здесь вместе с нею. Родные тебя не дождутся. А самое главное – мир не дождётся весны.

…. Уже с полчаса Катя, цепенея от холода, рисовала весну. У неё ничего так и не выходило. Но она упорно мешала на палитре краски, искала тот верный мазок, который придал бы её рисунку непередаваемую прелесть весны. Старик Холод расположился неподалёку от Кати. Смотрел, как она замерзает и от радости и потирал руки. Вдруг он вздрогнул. Его сухое тощее тело вытянулось, как струна. Что это?! Он своим глазам не верил: девочка, что уже не подавала никаких признаков жизни, склонилась над рисунком. Щеки её разрумянились. Она ожила. Как падающий из-за грозовых облаков луч солнца, возник в угасающем сознании девочки тот верный мазок, который она искала. « Нашла! Нашла!» — билась в голове радостная мысль.

Катя чувствовала, как волной нахлынуло на неё тепло. Она видела, что с каждым мазком рушились стены ледяного зала. Холод, заслонив руками от страха лицо, стремительно уменьшался в размере. Вот он стал величиной со спичечный коробок. А потом…. Потом только прозрачная лужа напоминала о том, что он был на самом деле. Уже не с рисунка, а со всех сторон неслось ликующее пение птиц, которым мир приветствовал приход весны.

… Катя просыпалась. Она потянулась, открыла глаза. За окном стояло зимнее утро. А возле окна – новогодняя елка с игрушками между разлапистых веток и со звездой на верхушке, какую они с мамой украшали вчера. А рядом на столе, лежал её незаконченный рисунок. Теперь она знала, как его закончить.

— Так это был сон!- Катя кружилась по комнате.

— Это был сон! — смеялась она, радуясь жизни.

1978г. о. Сахалин