Вышла книга Василия Макарчука «Прыжок в Зазеркалье»

Знаковым событием уходящего года в литературном сообществе Апшеронского района стал выход книги Василия Макарчука «Прыжок в Зазеркалье». Остросюжетная повесть, написанная автором, как говорится, «на выдохе», увлечёт читателя реальностью и искренностью героев, заинтригует его неожиданными поворотами сюжетной линии.

Жители района уже знакомы с этим произведением — автор, Василий Макарчук, хадыженский поэт и писатель, член Союза военных писателей с 2009 г. «Воинское содружество», руководитель литературно-музыкального объединения Апшеронского района «Дубравушка», ранее уже публиковал отрывки из неё в районной газете «Вестник Предгорья» и сети Интернет, теперь же, в полном варианте, с этой книгой можно будет ознакомиться в библиотеках нашего района.

---

Отзывы на повесть Василия Макарчука «Прыжок в зазеркалье»

1. Остросюжетная повесть «Прыжок в Зазеркалье» — это самое главное по своей значимости в литературном творчестве Василия Макарчука, где происходит причудливое смешение жанров. Читателю совершенно необязательно задаваться вопросом, куда эту повесть отнести: к детективу, к психологической драме или к фантастике. Да это и не нужно. Повесть читается легко, на одном дыхании и не отпускает до самого своего окончания. В ней описывается переломный момент нашей истории, когда происходит распад Советского Союза и на его обломках возникают «горячие точки» — локальные войны по переделке границ бывших советских республик.

Отслужив срочную службу, двое друзей принимают непосредственное участие в абхазско-грузинском конфликте 1992-1993 г.г., воюют на стороне абхазов, для которых эта война была освободительной, как для всего советского народа – Отечественная война 1941 г. Перед этим бывшие десантники против своей воли были вовлечены в противоборство с Астраханской наркомафией. Они так и не стали бойцами двуногих хищников, «поедающих людское мясо».

В повести происходит конфликт между двумя ротивоположными полюсами – между двумя формулировками. Первая – это «Распни свой дух и дай жить плоти». Вторая – «Дух-это всадник. А плоть-это конь. Если подчиниться коню, то он наверняка завезёт седока в конюшню…».

В конце повести читатель столкнется с мистикой – с полтергейстом, который воспринимается не глазами живущих людей, а напротив, как это видит, если можно так выразиться, духовная сущность погибшего десантника.

Повесть «Прыжок в Зазеркалье» — это попытка автора найти положительного героя нашего времени, в поиске которого находится российская литература. Насколько это удалось, судить читателю.

По большому счёту, в целом книгу прозы Василия Макарчука надо рассматривать как взволнованное обращение к современной молодёжи, призывающее к глубокому размышлению о времени и месте, в котором мы живём. В нём доносится колоколом голос гражданской совести, чутко распознающей, где есть добро, а где – несправедливость; чувство любви к Родине и незамедлительное желание стать на её защиту.

Все эти основные составляющие прозы Василия Макарчука однозначно перекликаются с прозой Аркадия Гайдара, книги которого в первой половине прошлого века были с любовью приняты детством и юношеством ушедшего поколения.

Член союза журналистов России, член Всероссийского Союза писателей «Воинское содружество», Действительный член Русского Географического общества, академик Московской Международной академии наук детско-юношеского туризма

Анатолий Николаевич Дедов

2. Василий Макарчук, член Союза писателей «Воинское содружество», пишет в основном стихи, но, видимо, пришло время писателю высказаться в прозе, когда накопленный жизненный и литературный опыт требует исповедальности. Почему исповедальности? На мой взгляд повесть «Прыжок в Зазеркалье» (которую я бы квалифицировала по жанру всё же, как роман) – это страницы прикрытой героями автобиографии, воспоминания о дорогих и близких людях. О прожитых годах, не всегда радостных, но всё же мажорных. В этой мажорности основная прелесть его прозы. Сегодня, когда постмодернизм и готическая мрачность порядком надоели читателю, солнечная тональность его прозы заряжает.

О таких, как Василий Макарчук, говорят, как о самородках, самобытных любителях-краеведов. Почему? Потому, что нет академического образования литератора, нет широкой (хотя бы российской) известности: его хорошо знают в своих «краевых» читательских кругах. И если бы не произведение, которое писалось более двадцати лет тому назад «Прыжок в Зазеркалье», то я бы склонилась к мысли о писательской деятельности Макарчука, как способу самовыражения.

В процессе чтения именно при эстетическом воздействии в читателе возникает желание подражания. Он «находит» в произведении «своего» героя, думает о нём, сопереживает ему, сочувствует, если тот в развитии сюжета оказывается в затруднительном положении и нуждается в сочувствии. К таким произведениям без сомнения можно отнести повесть Василия Макарчука «Прыжок в Зазеркалье»

Хочется поподробнее остановиться на повести. Главные герои Денис Лихачёв и его друг Женя Милахин, рождённые в период исторических и общественных потрясений, ушли в армию в эпоху СССР, а вернулись в другую перестроечную страну, к которой необходимо было приспособиться. С первых страниц произведения автор ставит их перед серьёзным жизненным выбором. Событийность, динамика и насыщенность действий, врываются в самую сердцевину их частной жизни. И события и время требует от них не созерцания, а действенной активности. Друзья прошли армейскую школу ВДВ, в которой был сформирован правильный взгляд на жизнь, а на гражданке они сталкиваются с реальностью, к которой были не готовы. Их личные переживания приходят с осмыслением тех общественных процессов, которые происходят в стране.

Чтобы вырваться из расставленных сетей наркоторговцев, бывшие десантники буквально, как из огня в полымя, попадают в «горячую точку»: на войну в Абхазию. И переплетения их судеб, и настойчивые устремления бороться со злом, вызывают в читателе не столько сопереживание и сочувствие, сколько восхищение и внутреннюю подражательность: а я бы так смог?! Очень важно формировать идеал героя, образ которого запечатлевается и откладывается в памяти читателя, чтобы в определённый момент жизни проявиться в нём личным качеством.

В этом и цель этических функций в художественной литературе, которые определяют ценностные ориентиры личности, связанные с моралью, с оценкой общественных и личных поступков людей.

Включение в произведение мистических сюжетов не портят ткань повествования. Читатель чувствует, что автору приходилось иметь подобный мистический опыт самому. В описании мистики он убедителен. Тем более ирреальность обеспечивается схожестью с реальностью жизни. И в этом случае автор позволяет читателю сделать попытку познать тот невидимый мир, который живёт внутри реальности и параллельно с ней. Так что познавательный процесс жизни, благодаря авторскому замыслу, происходит на многих уровнях. Где это сделано исключительно мастерски, читатель верит в ту «необычность, которую переживают герои.

Наконец, реальность представлена автором хронологией, временем и местом происходящих событий. Это не отвлечённые места с городом N-ск, а вполне конкретные. Когда читаешь, создаётся впечатление, что поедешь в город и встретишься с людьми из произведения. Скорее всего, что так оно и есть, поскольку роман (выскажусь о жанре более определённо) написан на фактологическом материале, и смысла изменять некоторые имена героев, нет. Хронология и география событий, представленных в повествовании, позволяют читателю ознакомиться с политическими и социальными процессами тех лет, с духовной и бездуховной жизнью растерявшегося общества, попавшего в водоворот событий начала 90-х.

Все перечисленные факторы для читателя и для критика важны, поскольку в целом они воспринимаются, как система оценочных критериев произведения, которые не вписываются в оценку «хорошо» или «плохо», «понравилось» или не «понравилось». Произведение воспринимается как «моё» или нет. Кто-то прочтёт две странички и отбросит, а кто-то потратит ночь, чтобы прочитать до конца.

В процессе чтения возникают невидимые связи между читателем и автором. И то, как автор определяет и интерпретирует окружающую действительность, является результатом резонанса с читательским восприятием. И хорошо, если эти восприятия совпадают, тогда читатель находит своего автора и наоборот. Так произведение «Прыжок в Зазеркалье», как мне кажется, может выйти на более широкую аудиторию, на более массового читателя и привлечь внимание профессиональной критики.

Алевтина Цукор, член Союза писателей России, литературный

---

Штурм

отрывок из повести «Прыжок в Зазеркалье»

… В Новом районе стояли девятиэтажки. Возле одной из них, что называлась «свечкой» из-за наличия в ней одного единственного подъезда пришлось семерке залечь вместе с другими наступающими подразделениями. Нельзя было голову поднять. Оттуда били со всех видов стрелкового оружия и гранатометов. В развалинах соседнего от «свечи» дома поливал шквальным огнем ручной пулемет и засел снайпер. Нападающие несли потери.

Лихачев залег вместе со своими товарищами и шептал про себя, как молитву: «Не покидай меня волшебница надежда. Я мало что успел – ДОСТОЙНО надо уцелеть!»

В это время был отдан по рации приказ взводу минометчиков вступить в бой. Их командир провел ориентировку минометов в основном направлении, лично проверил установку расчетов «подносов», проведенную наводчиками, которые по заданной команде, как слаженный механизм, начали свою работу.

— Первое орудие готово!

— Второе орудие готово!

— Беглым, огонь!

В обрушившем на Лихачева реве и вое он явственно распознал шурщащий звук летящих над головой мин, переходящий в визг и тягучий звон от разрывов на позициях противника. Насколько точно легли мины, еще никто не знал. Денис опять увидел в начале огни разрывов, а потом услышал звук от разорвавшихся мин. И наступила тишина. Ее тут же нарушила очередь ручного пулемета, из которого Женька Милахин открыл огонь по развалинам. В ответ ни звука.

— Хорошо поработали миноплюи – Милахин оторвался от пулемета – Проверка не помешает. Ну все кранты для геноцвали и для их снайпера – Балагур довольно потирал руки – раздавили, как крысу.

— Значит так, друганы, теперь вперед и с песней, — Милахин говорил рядом с ним лежащим Малышу и Будьспоку, не смеющим пока поднять головы из укрытия – Это им верняк, хамбец и кишки набок!

— А ты, Балагур, высунь–ка бестолковку, да проверь живой он там, наш «приятель», что норовит по нам из своей «рогатки» стрелять.

— Ладно, уж там – как-нибудь в другой раз…

— Так, хлопцы, все – отозвался старшина Остапенко – ведь мы не можем лежать здесь до второго пришествия Христа. А ну-ка, Малыш, подай мне свою «тюбетейку»!

Старшина Остапенко на подобранной из–под ног куске арматуры слегка приподнял спецназовскую каску и на вытянутой руке переместил поверх укрытия. Выстрела не последовало. Вокруг стояла мертвая тишина.

— Все, чисто сработано, хлопцы.

— Тогда, Дед, посторонись. Я первым пойду в атаку.

— Нет, Браток, — старшина резко на полуслове оборвал Лихачева – Если я сказал «чисто», то должен сам вести десантуру и не гоже мне прятаться за вашими спинами. Вперед, славяне, наше дело правое!

Остапенко выскочил из укрытия. Лихачев – вслед за ним. Как вдруг командир группы словно наткнулся на невидимую стену. Падая на руки Денису, он успел сказать:

— Это все, хлопцы… Поспешил…

На его груди расплывалось темное красное пятно. Когда старшину сразила насмерть снайперская пуля, в момент его падения Лихачев услышал за спиной хлопок. Это Плачбий по облачку пыли, поднятой выстрелом в бетонных развалинах, мгновенно определил место нахождения коллеги по выбранному военному ремеслу и послал свой ответ вражескому снайперу.

На Дениса смотрели потускневшие глаза старшины. Жизнь его покинула навсегда. И никак невозможно было повернуть вспять роковой ход событий. Комок боли и жажда мщения всколыхнулся расплавленным свинцом в горле Лихачева. Он кричал своим товарищам:

— Это я должен лежать сейчас вместо него! Он себя подставил! Понимаете?! Командование группы беру на себя. Смерть временно пришедшим на эту землю! Даешь Победу! А…а…а!

Рот Дениса разорвало криком. Ему словно «крышу снесло». Он уже стал «бесбашенным» напрочь. Утратившим чувство самосохранения, он несся в полный рост к развалинам, не прогибаясь, сквозь автоматные очереди. Вслед за ним , кроме его разведгруппы, поднялись в атаку люди различных национальностей: абхазы, армяне, греки, адыги, чеченцы, украинцы, русские, которые могли держать в руках оружие, казаки с Кубани, шли на верную смерть, отдавая свои жизни за разрушенный кров, за поруганную честь жен и дочерей, за убитых ни в чем неповинных детей… за многострадальную землю Абхазии.

Сверху с 9-ти этажки со «свечки» через проем балкона ударил ручной пулемет, на мгновение останавливая, бросая лицом в землю цепь атакующих. Малыш, не прерывая бег, как колосс, играючи, поднял на уровне плеча «Базуку» — « Шайтан-трубу» и послал с одной руки, почти, не целясь, своего «чебурашку» обороняющимся. Снаряд из гранатомета, словно бритвой, срезал балкон и всех тех, кто на нем находился.

…Лихачев вот уже видит на бегу, среди разнесенных бомбовым ударом плит бетонных перекрытий, нарастающий в глазах, размытый в пыли и дыме силуэт поверженного Плачбием снайпера. Он, тяжело раненый в плечо (видимо раздробило ключицу), пытается отползти, сжаться, свернуться в точку, стать одним из этих бесформенных бетонных обломков. И эти глаза в черных кругах от копоти в пароксизме страха, лежащие у его ног, смотрели, не мигая, снизу вверх на Лихачева. Он кричал этим глазам:

— Ты знаешь, кого ты убил?! Это же Дед! Роднее, мне родного отца!

В оглушающем беспамятстве Денис, не помня что именно, сорвал с головы снайпера. И застыл, как вкопанный. Там, где должен быть мужчина, оказалась девушка лет 20-ти, по плечам которой рассыпались белокурые волосы. В стороне от нее валялась винтовка с оптическим прицелом. Снайперша, превозмогая боль, сказала Лихачеву:

— Ваш минобстрел… Черт его побери… Обнаружила себя…Теперь расплата…

— Ах, ты, стерва! Сколько же ты наших за бабки порешила с другими, как ты, «белыми колготками»

Малыш, что оказался вторым после Лихачева, завис расщерепенным медведем над поверженным еще живым телом, зашелся в крике:

— Все, закончился твой «полет шмеля». Сливай воду!

Петренко схватил снайпершу в свои громадные железные клещи и потащил её к двум Бэтээрам, что двигались ему на встречу. Бронетехника поверх голов атакующих давала им огневую поддержку из крупнокалиберных пулеметов. Рядом оказались Балагур и Будьспок. Подбежали другие бойцы с абхазского батальона. Денис все это видел, как в страшном сне. Суд над вражескими снайперами всегда вершился очень коротко с жестокой неуловимостью. Независимо от пола. Их никогда не брали в плен. И они об этом хорошо знали, уходя на свою снайперскую охоту, как в последний раз.

…Девушку привязали к двум БТР-ам и разорвали на части. Сцену гибели снайперши кому-то удалось подсмотреть из девятиэтажки. Оттуда ударили из гранатомета. Один из бронетранспортеров вспыхнул, охваченный пламенем. Из него, как два живых факела, выпали две фигуры и стали кататься по земле. Но Лихачев со своей группой уже находился в развалинах в мертвой зоне в двух шагах от подъезда «свечки».

— Давай, Малыш, принимайся за дело. Твоя работа! – была дана команда гранатометчику.

Выстрел из «Мухи» — и закрытая дверь в подъезд, была разнесена в клочья. Они ворвались внутрь здания. Снаружи донеслась знакомая канонада «Зушек» — зенитных спаренных пулеметов на базе ГАЗ – 66, открывших огонь по верхним этажам Нового района.

Группа Лихачева неслась по лестничным маршам, которые висели на «честном слове», готовые рухнуть в любую минуту. Зачистка шла полным ходом. Выбегали к ним гвардейцы Мхедреони, тщетно пытаясь помешать штурму. Их сметали автоматами с подствольниками, забрасывали гранатами. Женька Милахин , раненный в плечо, кричал в горящий дым еще оставшимся в живых грузинам:

— Врешь! Не уйдешь!

Где-то на половине высоты «свечки» Балагур с Будьспоком в пылу боя отстали от Лихачева и Малыша. Их вынесло на верхний этаж. Но когда Петренко в запале, потеряв осторожность, оказался в дверном проеме, в одной из последних квартир раздался взрыв. Сработала растяжка. Гранатометчик упал. Следом рухнувшая перегородка уложила рядом с Малышем Лихачева. Денис что есть силы пытался сбросить с груди навалившуюся на него тяжесть, вдохнул острый кисловатый запах едкого дыма. Зашелся в кашле.

— Постой, командир. Лучше не себе – тебе помогу. Руки пока действуют. А вот ноги… Истекаю кровью… Посечены осколками, — приглушенно донесся голос Малыша, — Не боец я, Браток, уже… Отвоевался…

Петренко лежал на боку вплотную с новым командиром группы, наполовину придавленный краем стены. Но руки его были свободны. Они, как два мощных домкрата, сбросили с Дениса непомерную тяжесть другого обломка кирпичной кладки. Лихачев поднялся на ноги, но уже без оружия. Его «АКМ» остался под стеной. Он стал на коленях перед гранатометчиком, соображая как ему помочь, но уже понимал, что всё бесполезно. Малыш не подавал никаких признаков жизни. Какой-то шорох за спиной заставил Лихачева обернуться. На него смотрело дуло пистолета. А над ним знакомое лицо… Где же он его видел? Эти черные усы под горбатым носом. Этот хищный оскал зубов, что-то отдаленно напоминающий улыбку. Выражение глаз, как у охотничьей собаки, делающую стойку перед тем, как схватить дичь и отнести своему хозяину.

Да, он вспомнил! Это был Гиви Мурванидзе, случайный попутчик в вагоне-ресторане, который вербовал их, двух дембелей воевать в предстоящей войне за Грузию.

— Эй, руки за голову! Без резких движений…

— Вай, какая встреча, дорогой. Вижу, что узнал. И я тебя тоже. У меня хорошая память на лица .

Гиви Мурванидзе наслаждался своим превосходством, что его противник был безоружен. Он держал на мушке Дениса, в тоже время щелкнул знакомым десантнику серебряным портсигаром, на крышке которого был выбит барельеф русалки. Закурил, медлил с расправой над Лихачевым.

— Мне терять нечего – говорил он, делая глубокие затяжки – Я здесь заперт, как в мышеловке. Остался один, без своих гвардейцев. Ну, хотя бы одного вшивого русака да утяну на тот свет… Ты что это, дорогой, так спокойно смотришь на меня? Сейчас умирать будешь! Коньяк и сигарету, как в тот раз в вагоне-ресторане, не придется от меня принять. Обойдешься, дорогой.

Лихачев в ответ на сказанное усмехнулся:

— Что толку спокойно сидеть или волноваться, что тебе фортуна повернулась задом. От этого в моем положении ничего не изменится. Свой последний час надо встретить по закону зоны: никого не бойся, никому не верь, никого не проси. Поэтому пощады просить не собираюсь. Давай, кончай, чего уж там…

— Успеется. Пару минут, так и быть, поживи. Насчет фортуны это ты хорошо загнул – коротко хохотнул грузин – Что так, в уголовниках ходил?

— Да, нет. Наслышан от друзей детства, что туда не одну ходку сделали.

— Нравишься ты мне, парень, своей выдержкой — Гиви бросил окурок под ноги – Но тебе не повезло. Слышишь, дорогой, только ты сейчас ответишь за всех своих, что мою боевую подругу из Украины разнесли БТР-ми на куски… Вставай с колен и принимай смерть стоя, как подобает мужчине.

Лихачев стал медленно подниматься, продолжая держать руки за головой. Слышал тяжелое дыхание своего врага. Его палец на спусковом курке. Ствол пистолета смотрел на него в упор. Понимал, что ему осталось несколько секунд жить перед тем, как подняться в полный рост. Гиви еле успел уловить глазами молниеносный взмах руки десантника, из-за плеча метнувший в него нож. Грузин схватился за горло, упал на пол, обливаясь кровью. В этот момент вбежали оставшиеся в живых в группе Балагур, Будьспок, Плачбий и Шморгун. Они увидели погибшего Малыша, молча склонили головы над ним.

— Браток – кинулся к своему другу Милахин – Ты это как, цел?

Но тут он внезапно остановился, увидев торчащий нож по самую рукоятку в горле поверженного врага.

— Во даешь! Как ты его красиво уложил!.. Постой. Это же наш попутчик в поезде, что блатовал воевать за Тбилиси.

— Он самый – безучастно проговорил Лихачев – Что, братья славяне, принимаем презент от дедушки Шеви*?

К открытому портсигару с русалкой сразу без уговоров потянулись за сигаретами.

— Так и быть, закурим. Тем самым отметим окончание нашей зачистки моими трофейными, честно заработанными…

11

На площади Ленина возле дома правительства отмечали взятие Сухуми. Уже были взяты под контроль основные объекты города: почта, телеграф, морской порт, район Маяка, железнодорожный вокзал, судоремонтный и рыбный заводы, мясокомбинат и швейная фабрика. В здании Сухумского университета подавляли последние очаги сопротивления войск Госсовета Грузии.

Все, кто был на площади, кто участвовал в штурме, обнимались, братались до скупых мужских слез между собой. Радость била через край.

Конец войне! Вот она пришла, долгожданная победа, которую встретили салютом в вечернее небо из всех видов стрелкового оружия.

Лихачев с другом стоял в ликующей толпе вооруженных людей, испытывал смешанное чувство радости и скорби по погибшим товарищам.

— Пойдем отсюда – сказал он Милахину.

Друзья шли по широкой улице, по обеим сторонам которой росли посеченные осколками пальмы и кипарисы. Она вывела их на набережную к морю, где находилась гостиница «Россия». Красивое здание, принимавшее в себя гостей со всего света, теперь было полуразрушено от снарядов «Града».

… Вышли на пляж. На горизонте солнце багровым шаром опускалось в море, посылая друзьям, в обнимку сидящим на берегу, свои прощальные закатные лучи. Денису казалось, что он сходит с ума, когда ему привиделось в облаках, плывущих над морем, подсвеченные солнцем лица погибших Деда и Малыша, смотрящих на них с высоты. Еще немного и они пропали. Лихачев тряхнул головой, словно пытаясь сбросить с себя увиденное им.

-Ты что это? – спросил его, морщась от боли, Милахин. Легое ранение в плечо ему напоминало о себе.

— Да так, глюк поймал… Долго еще нам, дружище, эта война будет сниться.

Под шум морского прибоя они сидели вдвоем, опустошенные, держа в расслабленных руках автоматы. Оружие, уже остывшее, отдыхало в отличии от своих хозяев, которые еще не могли прийти в себя, поверить, что завтра у них будет первый день без войны, что не надо идти убивать, и ожидать, что можешь сам быть убитым.

Лихачев вдруг вспомнил ранее им где-то прочитанные стихи неизвестного поэта:

Пламенеет над морем закат,**
Истекает он кровью вдали.
Ты, Абхазия, помни солдат,
Что в боях за тебя полегли!

С него сходило оцепенение. Он словно пробудился, поверив окончательно, что война закончена.

— Женька! – кричал рядом сидящему другу, Денис – Победа! Это сладкое слово – Победа!!!
* — Эдуард Шеварнадзе, который во время грузинско-абхазской войны был президентом Грузии
**- стихотворение Василия Макарчука из сборника избранных стихов «Мне бы о Родине светлое петь»:

Спой о них мне, река Гумиста

Пламенеет над морем закат,
Истекает он кровью вдали.
Ты, Абхазия, помнишь солдат,
Что в боях за тебя полегли?

Им бы жить, всем погибшим, до ста.
И любить, и растить бы детей.
Спой о них мне, река Гумиста,
В память их, друг, вина мне налей.

Мне казалось, в тревожной тиши
Я лежу после боя без сил,
Горцев слышу я песню души,
Как погиб за свободу Шакрыл*

Сердцем слышу всю ночь напролёт –
Это снится всё мне или нет –
Как врагов наших бьёт пулемёт
В долгожданный над морем рассвет.

Ты, Апсны,**средь сгоревших руин
Вся в цветеньи мимоз жёлтых в дым;
Вспомни, как воевал храбрый сын
Из России поэт Бардодым.

Обо всех ты всегда вспоминай,
Что в боях за тебя полегли.
Ты, Апсны, – кипарисовый рай –
Пламенеешь восходом вдали.

*Шакрыл – национальный герой Абхазии, погибший вовремя абхазо-грузинского конфликта 1992 – 1993г.г.
**Апсны – с абхазского – страна души