Виктор Калашников: Застойная идиллия

сомнительное повествование

«Один висит на стеночке
карлмарксовый портрет!» —
Припев популярной дворовой
песенки того времени.

1.

-Пасмурно, прохладно, а всё-таки весна! -Заключил Дмитрий и отвернулся от окна.

Воротился к столу и допечатал последний абзац.

-Готово, -сказал он, отдавая статью завотделом.

Татьяна Ивановна или — в зависимости от её настроения — просто Таня положила рукопись в папку, не читая. Его не обидело её равнодушие — он знал, что она занята срочной работой. Стараясь не мешать, прошёлся по тесноватой комнатке, лавируя между столами и обдумывая, за что бы взяться теперь?

-По письму не хочешь сходить? -неожиданно предложила завотделом.

-А что там?

-Девчонки из общежития жалуются на абсурдные требования администрации — твоя тема. — у Тани было хорошее настроение.

-У меня уже появилась тема?…

Он прочёл письмо. Девчонки жаловались не на коменданта или воспитателя общежития, как обычно, а на инспектора Госпожнадзора, приказавшего повесить в каждой комнате схемы-планы индивидуальной эвакуации и памятки о действиях на случай пожара. За неисполнение приказа инспектор грозил штрафом. Ретивость некоторых начальников часто похожа на шутку, но каково девчонкам с их стремлением к не казёнщине и уюту в комнатах!

-Мелковато для фельетона, но надо сходить.

-Не наберёшь материала на фельетон — пригодится для подборки под рубрикой «Общежитие — наш дом», скоро будем по плану готовить…

Опыт подсказывал, что в рабочее общежитие вернее всего прийти под вечер, спустя, примерно, час после окончания смены — так Дмитрий и сделал.

Общежитие оказалось двухэтажным, неказистым с виду зданием старой постройки. Дмитрий тщательно вытер мокрые туфли о тряпку перед входом. Войдя в вестибюль, неторопливо прочёл заголовки на Доске объявлений, висевшей слева от входа — там на самом деле красовался грозный приказ инспектора Госпожнадзора. Чуть дальше на стене привлекал к себе внимание цветной план общей эвакуации с необходимой памяткой на случай пожара… Из полумрака за приотворённой дверью комнаты напротив на него выжидательно смотрела дежурная. Он направился к ней:

-Здравствуйте. Как бы мне увидеть коменданта общежития?

-Нет её уже — домой ушла.

«Может, это и к лучшему, -решил Дмитрий. -Что такое комендант для инспектора пожарников»

-А как бы мне увидеть Екатерину Бражникову из двадцать пятой комнаты?

-С этого бы и начинал — оставь документ и проходи. А то начинают тут — коменданта им подавай! -проворчала пожилая дежурная.

Оставлять корреспондентское удостоверение не хотелось, поэтому он лишь показал его, пояснив:

-Я из молодёжной газеты. Пришел по письму…

Катя Бражникова была дома и даже никуда не собиралась, вероятно, по случаю непогоды. Корреспондента встретила с естественным любопытством, хотя и поначалу недоверчиво, возможно потому, что он оказался модно одетым сверстником. Впрочем, по ходу дальнейшего общения, по тому с каким вниманием выслушивал он большие подробности, не отказался от предложенного чая, не важничал — непринуждённый контакт был налажен. А после того, как по коридору громко разнеслось: « В двадцать пятую корреспондент пришёл! Симпатичненький!..» Комната постепенно наполнилась девчонками и начался тот обычный разговор, какие бывают при встречах газетчиков с недовольными чем-то коллективами. Дмитрий расспрашивал, улыбался, шутил и записывал, что казалось интересным, в лежавший на столе блокнот… В основном, девчонки жаловались на быт: старая мебель, негде сушить бельё — всё это мало зависело от коменданта общежития, скорее от администрации завода. Впрочем, за коменданта девчонки стояли, что называется, горой: «Вот до неё действительно дура была! А с этой жить можно. Плохо лишь, что не может потребовать у начальства, когда надо чего, но может ещё освоится, осмелеет…»

-А бывшая конендантша сама ушла или её уволили?

-Уволили. Мы настояли…

-Так, может, это она через пожарников мстит вам, что выжили её?

-Вполне возможно. С неё станется… Они нам скоро ящики с песком прикажут установить в каждой комнате! -съязвила одна из девчонок, а другая добавила:

-И панели выкрасить суриком!

-А на стенах, если доводить до логического конца, повесить вёдра, багры, огнетушители и что там ещё? -развил язвительную мысль Дмитрий, а про себя подумал, что этим предложением, пожалуй, и закончит фельетон, если он, конечно, напишется…

Он засиделся у гостеприимных хозяек до позднего вечера. Оказалось, что Катя тоже училась в Москве и даже в одни с ним годы, так что нашлось о чём ностальгически повспоминать… Сюда она приехала по распределению, Дмитрию же вернуться домой после окончания университета помогла всемогущая мать — ему вообще многое в жизни давалось легко, благодаря матери. Но если он от своего благополучия удовлетворения не испытывал, хотелось какой-то ещё не ясной пока, но большей самостоятельности, Катя была весьма довольна жизнью в общежитской комнате на четыре человека и работой мастера на маленьком заводике (она окончила техникум)…

Катя с подругой-соседкой по комнате проводили его до автобусной остановки. Прощаясь, спросила:

-Ну что — украшать нам комнату пожарным инвентарём?

-Воздержитесь — до появления моей публикации.

-А если оштрафуют?

-Будем надеяться на лучшее…

2.

Так получилось, что это, похожее на десятки других, знакомство, неожиданно продолжилось. Месяца через три, уже летом, в жару.

Дмитрий только что воротился из недельной командировки по районам края, где освещал ход жатвы, и шёл из редакции домой. Сгущались сумерки и от обильной зелени деревьев и кустарников веялась прохлада. Почему-то было грустно и он пытался понять — почему? «Может, потому что никого не люблю? Но как никого? А Маринка?..» Прошлой осенью он случайно встретил на улице первую свою, школьную ещё, любовь. Пока он учился в Москве она побывала замужем, нажила ребенка и развелась с мужем. Искренне обрадовавшись встрече, она пригласила его в гости — показать как живёт теперь в собственной отдельной квартире. В итоге он загостился у неё до утра и прежние отношения надоблачных поцелуйчиков таким образом видоизменились в примитивно-постельные. Тем не менее он стал бывать у неё по пятницам — то ли из чувства жалости, то ли из тщеславия, Маринка оказалась без тормозов в сексе. «Откуда это у тебя?» — невольно удивлялся он. «Муж научил,» — смеясь, отвечала она…. Но недавно об этой его связи каким-то образом узнала мать. Разумеется, закатила истерику: «…Хочешь испортить себе будущее, ради которого я положила столько сил!»… Пришлось Дмитрию пообещать ей прекратить эту якобы опасную и компромитирующую его связь.

…Вдруг его окликнула по фамилии девчонка. Лицо её он явно где-то видел. Он подошёл к ней, безуспешно пытаясь вспомнить обстоятельства их знакомства. Вероятно, поняв это, она напомнила:

-Я Катя Бражникова. Вы приходили к нам в общежитие, а после написали фельетон «Интерьер с огнетушителем».

-Ну, как — помог?

-Приказ в вестибюле до сих пор висит, но пожарники больше не появляются…

Какое-то время шли молча — не готов он был к этой встрече, да и велико было напряжение последних дней, чтобы вот так с ходу перестроиться на болтовню с малознакомой девчонкой.

-Я не помешала вам? -спросила Катя. -Вы, наверно, куда-то шли?

-Не помешала, я гулял, но по дороге домой.

-А я к землячке заходила — она тут неподалёку живёт.

-Вон в том доме есть бар с чёрным кофе и мороженым. Если не возражаете, можно посидеть там…

В баре гремела музыка, впрочем, цветные светильники в потолке должны были создавать эффект уютного полумрака. Кофе и мороженого не оказалось, взяли по коктейлю и сели за столик у дальней стены.

-Как поживает ваша подруга — та, что в «фирмЕ» красовалась? Интересно, где она такое достаёт? -вспомнил он её броско одетую соседку по комнате.

-Ей дарят — она с иностранными студентами дружит.

-С неграми? Гм-м… И многие у вас с ними… дружат?

-Те, кто на тряпки падкие… Вы лучше о себе расскажите. Где были, что интересного видели?

И Дмитрий не без иронии рассказал о перипетиях командировки в колхозы. Катя лишь удивлялась, не понимая, чем могла быть трудной командировка. Ведь он не за штурвалом комбайна сидел, не за баранкой грузовика, отвозившего зерно с поля на ток — вот где, дескать, трудно так трудно!

-У нас другого рода трудности. Вы краевые газеты, конечно, читаете? Как полагаете, хороший в этом году урожай?

-Если честно, то поскольку-постольку читаю. А про виды на урожай не знаю, что и сказать — вроде, хвалят кого-то.

-Вот в этом «вроде» и есть наша трудность — неурожай нынче, поэтому и трудно было освещать. Нужно рассказывать о рекордных намолотах, а их нет, вот и приходилось как-то изворачиваться. Иначе народ у нас ушлый — быстро поймёт, что к чему, и на рынке цены подскочат.

-А почему не урожай?

-Засуха в мае была.

-Разве? А по радио то и дело про ливни говорили!

-То по радио, а на самом деле в степной части края засуха. Ливни с грозой если и прошли где, то когда хлеба уже созревали, и лишь повалили их. Так, что поля теперь местами косами выкашивают. Да толку мало — сроки уходят, зерно осыпается.

-После знакомства с вами я просмотрела в Красном уголке подшивку «Комсомольца» и прочитала все ваши статьи. Вы что фельетонистом там работаете?

-Вообще-то, такой должности нет. Просто, очень много критических писем присылают. «Растёт самосознание людей», как шутит наш редактор. Написано больше — самое острое не печатают.

-Да, недостатков у нас всё больше становится.

-Что мы всё о работе да о работе, — и Дмитрий поделился волновавшей его в последние дни заботой. -Редактор обещает отпуск дать после завершения жатвы, а я так ещё и не решил, куда поехать. На море не хочется — там жара, да и народу тьма.

-В Москву поезжайте! Или в Ленинград!

-Летом там делать нечего — театры на гастролях, в музеи очереди, да я почти во всех и побывал уже. А Питер мне вообще не нравится — дожди, промозглость, да и архитектурой он не русский город. Былая помпезность обветшала, на Невском вечное столпотворение, и на Алых парусах сплошная толкотня. И везде почти все курят, матерятся — культурная столица называется! При этом у некоторых ещё и апломб: «мы питерцы!» Хотя там сейчас хохлы да архангелогородцы, пожалуй, преобладают.

-А поезжайте-ка на Север! К нам, в Красноязьвинск! -неожиданно вырвалось у Кати.

-Это что — город? Странное какое название — язва же, вроде, ругательство. Как его могли ещё и покрасить!

-Кому ругательство, а у нас река так называется — Язьва. Знаете как здорово у нас летом! Не жарко и людей мало. Ягоды, грибы — романтика!

-Ну, романтический-то налёт с меня давно слетел… -Дмитрий воспринял приглашение как нереальное, поэтому не против был помечтать о возможности такой поездки — Север представлялся ему легендарным краем со множеством лагерей, заключённые которых сплавляли по рекам лес, в результате чего берега их до сих пор завалены брёвнами, а дно — топляком.

-А лес у вас там сплавляли?

-И сейчас сплавляют. Вы даже не представляете красоту нашей реки! А бумкомбинат какой! -Катя всё более увлекалась внезапно возникшей идеей приехать домой с парнем, да не простым, как у всех тамошних знакомых, а журналистом. Не курящим, наверно, и не пьющим — таких по всей Язьве, пожалуй, не сыщешь.

-Город не помнишь, когда основали?

-Точно не помню, в начале тридцатых, вроде. Поначалу там лагерь был, отец в нём по молодости сидел. Его почему-то не совсем освободили, на бумкомбинате оставили работать, после и маму разрешили к себе вызвать… Его уже давно нет в живых, помер, когда я ещё маленькой была. Представляешь — мама одна с тремя девками осталась: мал мала меньше.

-Замуж, конечно, уже не вышла?

-Находился какой-то. Мы уже большенькими были. Она посоветовалась с нами — мы в рёв: никого нам не надо! Ещё и припугнули: выйдешь за него — сбежим.

-Что ж вы так… жестоко.

-Дуры были. Не подумали, каково ей одной-то с нами, без личной жизни.

-А как ты в Москву учиться попала? Такие техникумы в каждом областном городе есть!

-Сестра Наталья там жила. Я ещё когда в школе училась не раз в гости к ней ездила, ну и после школы поехала. Техникум рядом с её общежитием был — они с мужем в заводской малосемейке жили. Ну и поступила туда, можно сказать случайно — понравилось в Москве. Наталья после развода с мужем домой воротилась, а меня на юг распределили.

-Отец не по политической статье сидел?

-Наверно, он каким-то комсомольским работником в Ленинграде был. И мама оттуда родом.

-Интересно. А гостиница у вас там хоть есть?

-Зачем вам гостиница — у нас поживёте!

-Как это у вас — я ж с ними не знаком!

-Так ведь и я с вами поеду!

-Но отпуск-то у меня, а не у вас.

-Мне начальник цеха давно уже отпуск предлагает, да я сама не иду, тепло жду — у нас там в конце июля-начале августа самое тепло.

-Нет, это невозможно.

-Ну почему? Неужели не интересно увидеть новое? Вам это и для расширения кругозора будет полезно, и для работы.

Последний довод рассмешил Дмитрия, одно было ясно — Катя увлеклась идеей и приглашала искренне. Не без скрытой иронии он лишь полюбопытствовал:

-И как же вы меня представите дома?

-За это не беспокойтесь — моя мама всё понимает.

-Но ведь мы даже на «вы»!

-Давайте перейдём на «ты»…

Он невольно подивился её непосредственности. Но подумалось: «А что, если в самом деле поехать?» Эта встреча с Катей была случайной, а в случай он верил.

-Что ж — предложение заманчивое и я, пожалуй, подумаю.

-Только не затягивайте — с билетами летом трудно, надо заранее брать. К нам только раз в сутки самолёт отсюда летает.

-Ну, билет-то я достану — куда надо и когда надо…

3.

Матери о поездке на Север Дмитрий решил объявить в день отъезда, «кавалерийским» наскоком. Днями она приняла ещё одни «решительные меры», чтобы отвлечь его окончательно от интереса к Марине — пригласила в гости девушку из очень порядочной по её мнению семьи, Дашеньку, дочь полковника милиции. («Двадцать лет, а она всё Дашенька» -усмехнулся про себя Дмитрий при знакомстве). Он в тот вечер собирался в театр, мать достала билеты на модный спектакль, гастролировавшего в городе московского театра, пришлось пригласить и её. В буфете там оказались шоколадные конфеты и Дашенька купила аж две коробки. На его удивлённый вопрос, зачем, дескать, столько? Она призналась: «люблю шоколадные конфеты и вообще, я сладкоешка». А когда начался спектакль, принялась шелестеть (в тишине, словно греметь) целлофановыми обёртками. На них стали оглядываться, но она невозмутимо продолжала разворачивать и чавкать. Он попытался было приструнить её, молча кивнув на оглядывавшихся, на что она лишь парировала в ответ: «а, пусть завидуют». Такого он уже не смог выдержать. Шепнул ей, что, дескать, хочет в туалет, выбежал вон из театра.

…-Мам, ну что с обещанной путёвкой на море? -начал Дмитрий «брать быка за рога».

-Обещали, значит, будет. А что?

-А то, что я уже в отпуске — редактор настоял. Иди, говорит, а то и другим тоже хочется на море, пока тёплое.

-Побудешь дома с недельку — я потороплю с путёвкой.

-Мне товарищ предлагает на Север съездить, недельки на две. Это, пожалуй, будет интереснее, чем море.

-Что за товарищ?

-По работе, ты его не знаешь, он недавно у нас.

-Недавно и уже отпуск? Случайно не такой «товарищ», как та, с ребёнком? Кстати, ты окончательно порвал с ней?

-Ну, мам! Сколько можно меня опекать! Почему я не имею права проводить время с интересными мне знакомыми! Зачем ты навязываешь мне пошлых Дашечек!

-Потому что я беспокоюсь за твоё будущее, за твою нравственность, наконец!

-Что-то ты не очень беспокоилась за мою нравственность, когда к тебе пузатики от своих жён приходили!

-Не смей так разговаривать с матерью!..

Разразился ожидаемый скандал, остановило его лишь то, что мать заплакала, а женских слёз Дмитрий не переносил. Обнял её за содрогавшиеся плечи и повинился:

-Извини, мам. Я был не прав. Но ведь и ты не права, лишая меня самостоятельности. Что такого, если я съезжу на Север на пару недель! Телеграмму тебе отобью сразу по приезду, звонить буду…

-Колбаски копчёной положить в дорогу? Мне вчера свеженькой принесли.

-Зачем — мы ж на самолёте. Завтра будем на месте…

Дома Дмитрий жил вне быта, то есть на всём готовом. Мать работала врачом в спецполиклинике, а кроме того имела поклонников среди влиятельных мужчин как незамужняя женщина. Она представляла собой тот тип практичных женщин, которые намеренно не обременяют себя супружескими узами. От затруднений материальных в молодости их оберегают состоятельные любовники, а с возрастом, не без помощи тех же «покровителей», они достигают высокооплачиваемых должностей.

…Итак, Дмитрий поехал-таки на Север. Куда — географически знал точно, да и столько словарей проштудировал, чтобы узнать как можно больше о тех местах. Только вот — зачем? Зачем ехал он за тысячи километров с почти случайной знакомой? Из любопытства? Доказать себе, что способен на самостоятельные поступки? Но не слишком ли легкомысленные они? Это настораживало…

Самолёт вылетал в одиннадцать часов вечера.. Около часа езды в душном, хотя обдуваемом из всех открытых окон троллейбусе, и он в аэропорту. Кати на остановке не было, значит, ещё не приехала. Коротать время ожидания зашёл в открытое на удивление кафе сбоку от остановки. Из напитков там оставался только кефир. Купил два стакана и сел за столик у выхода из террасы, чтобы видеть выходящих из общественного транспорта… Уже прозвучало объявление о регистрации на их рейс, и он уже нервно встречал весь транспорт на остановке — Катя опаздывала. Наконец-то услышал её голос из автобуса:

-Дима! Помоги мне, пожалуйста!

Он вошёл в салон и вынес тяжеловатый фанерный ящик с фруктами. Суетливо потащился с ним к зданию аэровокзала. Впрочем, иногда приходилось останавливаться, чтобы переменить руку — не привык он к тяжёлым ношам. Катя, чувствуя вину, рассказывала причину задержки:

-Кое-как уговорила девок не провожать меня — в прошлом году они до аэропорта меня провожали…

Согласившись на поездку, Дмитрий поставил условие: подруги не должны знать об их совместной поездке — вот она якобы и старалась.

…-Да. Я ж вчера письмо из дому получила! Я написала им — после того, как ты согласился, что не одна, мол, приеду, с парнем. Пишут — мама разволновалась: дом старый, ремонта давно не было, на стенах трещины. А Наталья, сестра моя — я тебе о ней рассказывала, и говорит: ты угощения поболее припасай, никто твои трещины и не заметит. Так что ждут нас!..

Вылет не отложили, посадку объявили без особенной задержки. Но в железном «накопителе» помариновали основательно — что-то где-то долго не состыковывалось. Сносно чувствовали себя лишь те, кто стоял близ решётчатой двери выхода на поле… К стоявшему неподалёку самолёту предложили идти пешком, тяжеловатый фанерный ящик был сдан в багаж и это воспринималось как облегчение — веял прохладный ветерок… Душно было и в самолёте. То и дело утирая лицо и шею платочком, Дмитрий утешал себя тем, что в такую жару самолёт действительно самый удобный вид транспорта — каково сейчас в железнодорожных вагонах, где невыносимо ехать даже в обычную погоду. К тому же, вскоре включились двигатели и из кондиционеров заструился прохладный воздух…

Вскоре после того, как набрали высоту, свет в салоне притушили — отчасти даже по просьбе пассажиров. Люди хотели поскорее уснуть — там, куда они прилетят через три с половиной часа, будет уже утро.

Дмитрий скинул туфли и вытянул подуставшие за посадку ноги. Закрыл глаза, с опаской прислушиваясь к щелчкам за наружной оболочкой борта: давненько не летал он на самолётах — отвык… Да, завтра они прибудут на место: Катя — домой, он — к ней в гости. Предстоит знакомство с неведомым городом, общение с её матерью, сёстрами… Пытаясь задремать, он вдруг ни с того, ни с сего в который уже раз увидел перед глазами обнажённую попку постыдно присевшей на корточки девчушки посреди дымчато-туманного утреннего сада… Тринадцатилетним мальчишкой он к невероятному своему смущению влюбился в кривляку Лору, соседку по даче. А чтобы никто не заметил его интереса к ней, прятался в парник, примыкавший к соседнему участку и наблюдал за Лорой в дырочку… Кончилось это тем, что однажды Лора, оглядевшись по сторонам, присела, привычно заголив платьице, и приспустила трусики. Увидев близко перед собой её попку и струйку, он настолько был поражён, что вышел из укрытия сразу после того, как струйка прекратилась, чем необычайно возмутил и Лору… К вечеру у него повысилась температура и он слёг в нервном расстройстве… «Еду не к товарищу, а как ак товарищу», -Дмитрий вдруг вспомнил свою отмазку для матери и понял неестественность того, что он ехал к малознакомой Кате не любовником. За те три вечера, которые они провели вместе, он даже не попытался обнять её, чему она, вероятно, была немало удивлена, потому что однажды намекнула, что у них дежурит «своя» женщина и можно запросто пройти к ним, хотя и был уже поздний вечер — она явно приглашала его на ночь, так как перед этим рассказала, что у подруг иногда ночуют ребята… Он только сейчас, а не тогда это сообразил… Да, ничего не скажешь, пикантная ему предстоит завтра ситуация. Он глянул на Катю — она лежала на откинутом кресле и, судя по размеренно-глубокому дыханью, спала… Странная она, вообще-то, девица — почти незнакомого парня в гости пригласила…

Через три часа непрерывно-монотонного гула самолёт начал снижение, и в далёкой глубине сквозь предрассветную дымку проявилась земля: сплошным лесным покровом, лишь кое-где разрезанным просеками дорог и линий электропередач. Самолёт накренился, делая вираж, и Дмитрий увидел матовую гладь широкой и очень извилистой реки, крошечный буксир тянул по ней прямоугольные деревянные сцепы плотов. Корпус самолёта напряжённо вздрагивал, кресло так резко проваливалось, что закладывало уши. Ещё один крен и разворот, и ещё один — посадка явно затягивалась, видимо, опять что-то где-то не состыковывалось… Эти последние минуты полёта на небольшой высоте оказались самыми нервно-напряжёнными: столько пролетели, прилетели, наконец, а посадку почему-то задерживали — неужели выдерживали расписание?..

В аэропорту на асфальте блестели лужицы и было прохладно, даже зябко. Не верилось, что там, откуда они прилетели, сейчас душная, до невозможности уснуть, ночь.

Основная часть пути, по словам Кати, была преодолена, теперь осталось каких-нибудь полчаса лёту на самолёте местных линий и они будут дома. Отсутствие очередей у сооответствующих касс обнадёживало. Судя по расписанию, самолёты в Красноязьвинск вылетали четыре раза в день, но когда Дмитрий попросил в кассе два билета на ближайший рейс, ему сказали, что билетов нет на всю неделю.

-Никогда такого не было, -недоумевала Катя. -Сколько раз прилетала — всегда было свободно с билетами.

-Зря послушал тебя — бронь не заказал, -расстроился Дмитрий, он предлагал ей заказать бронь, когда покупали билеты, но она самонадеянно уверила его, что у них это совершенно ни к чему…

Комфортабельность путешествия на этом кончилась, теперь предстояло более ста километров добираться на междугороднем автобусе. Подхватили фанерный ящик и влезли с ним в автобус городского маршрута. Всю дорогу до автовокзала стояли в подвижной давке — на частых остановках входили и выходили спешившие на работу люди. Автовокзал был ещё закрыт, но пассажиров на посадочной площадке собралась тьма, хотя какие-то автобусы время от времени подъезжали и отъезжали. И нужно было лишь внимательно следить, какого они маршрута, чтобы не пропустить нужный им.

-Наш! -обрадованно узнала Катя, вывернувший из-за угла красный Пазик.

Большая часть толпы устремилась к нему и оказалась впереди обременённых фанерным ящиком Дмитрия с Катей. Наконец, и они протиснулись в узкие дверцы и оказались-таки внутри уже заполненного салона. С трудом переступая через наваленные в проходе сумки, чемоданы, рюкзаки, протиснулись ближе к середине. Свободных сидячих мест, конечно, уже не было, значит, предстояло всю дорогу стоять на ногах.

-Долго ехать? -спросил Дмитрий, держась за дужку спинки сиденья.

-Почти до обеда — дорога очень плохая, гравийка.

Оглядев сидевших и стоявших в автобусе, Катя удивлялась отсутствию знакомых, дескать, раньше чуть ли не пол автобуса бывало!.. Она всё же узнала одну пожилую женщину, материну сослуживицу. Громко заговорила с ней, расспрашивая о городских новостях, но женщина ехала из областной больницы, где пролежала месяц, и последних новостей не знала. Зато после этого она стала смотреть на Дмитрия с нескрываемым любопытством.

Водитель вышел из своего закутка и, убедившись, что больше пассажиров не вместится, начал закрывать дверцу, это ему удалось с трудом. Мотор заработал. Поехали, вначале задним ходом, а после и вперёд, в гору сразу за поворотом. Дмитрий протёр ладонью запотевшее стекло перед собой, чтобы видеть окрестности. Проплывали фасады деревянных частных домовладений, кирпичные стены пятиэтажных «хрущёвок»… Затяжной подъём, наконец-то, преодолели и автобус покатил быстрее. Дмитрий обнадёжился:

-Быстро едет, может, раньше прибудем!

-Асфальт только в городе…

Почему-то хотелось верить, что после последнего приезда сюда Кати, дорога сказочным образом улучшилась и они приедут быстрее, чем она предполагала.

Асфальт кончился сразу за последней «хрущёвкой»: автобус, резко затормозив, соскочил, как со ступеньки, в выбоину. И началось: тряска, пыль… Дома почти сразу сменились лесом — густым пихтарником по обе стороны дороги, в салоне стало темновато. «Тайга», -пояснила Катя и Дмитрий стал с бОльшим любопытством вглядываться в мрачные лесные глубины. Изредка тайга отодвигалась от дороги и под посветлевшим небом открывался простор с плосковершинными увалами вдали, а по низинам даже простирались засеянные чем-то поля или луга.

Пассажиры постепенно приспособились кто как смог к долгому пути, и в автобусе стало попросторнее. Разговоры прекратились — дремали и сидевшие, и стоявшие. Дремала и Катя. Лишь Дмитрий с интересом оглядывался по сторонам, а через лобовое стекло и на то, что открывалось впереди, когда въезжали на бугор, и удивляясь, как долго здесь длился рассвет: светать начало, когда он увидел землю с самолёта, и вот уже выехали за город, а солнце ещё не взошло…Трясло так, что дремавший под ним парень стукнулся лбом о дужку переднего сиденья. Боль напрочь отогнала у него сон, и он встал, предложив своё место Кате. Она села было, подремала какое-то время и предложила своё место Дмитрию, чтобы пересесть на его колени и дремать, приклонившись боком к его груди…

Первый раз автобус остановился только часа через полтора, после того как проехали мимо домика с рядом трелёвочных тракторов на косогоре. Водитель открыл обе дверцы и объявил пятнадцатиминутный перекур: «мужчины налево, женщины направо.» Едва только Дмитрий вышел вслед за другими из автобуса, как на него налетел рой мелких назойливых комаров и мошек. Следуя примеру бывалых пассажиров, пришлось и ему отломить густую ветку, чтобы отмахиваться от них.

Место для остановки было выбрано водителем на редкость удачное. По одну сторону почти из-под дорожной насыпи бил прозрачный ключик, по другую густились рослые посадки молодого ельника. По тропинке, стараясь не сбивать с высокой травы обильную росу, Дмитрий спустился к ключику — хотелось попробовать, очень ли холодная вода? Опустился на колени и, встав на четвереньки, попил. Зубы не ломило, а говорили, что ломит, если пить прямо из ключика… На удивление тих был лес и удивительно звонок птичий мир: фьюинькало, чиинькало, тенькало, рээкало…

От стана на косогоре, слегка подкрашенного утренней дымкой, неожиданно донеслись позывные Последних известий — заговорил висевший на столбе громкоговоритель, было шесть часов московского времени, восемь по местному, но признаков начала работы, пока стоял автобус, там так и не появилось.

…И опять поплыли по сторонам плоские гигантские увалы, частью покрытые хвойными лесами, частью распаханные под поля или сохранённые лугами под покосы, местами уже скошенными, и смётанными в стога. Время от времени автобус взбирался, натужно урча, на некоторые из них, и тогда вдалеке с левой стороны от дороги угадывалась долина большой реки… Было уже девять и десять часов утра, а гравийка тянулась и тянулась себе, хотя цифры на придорожных столбиках мало-помалу возрастали к сотне и даже перевалили за сотню. С началом дня в салоне становилось теплее. И оживлённее. Прислушиваясь к разговорам, Дмитрий надеялся уловить какой-нибудь местный диалект, но кроме своеобразно-напористой скороговорки особенно колорита не уловил — не с кубанской станичной балачкой он, конечно же, сравнивал. И он решил, что это, наверное, потому, что ехали-то в основном горожане, а они, пожалуй, везде одинаково говорят. Две матери на сиденьи позади его делились друг с другом своими трудностями в воспитании взрослеющих детей: «Не знаю, что и делать — мой стал поздно домой приходить. Попробовала пристыдить: некрасиво, мол, молодому человеку допоздна гулять. А тебе, отвечает, красиво было! Отца-то у меня почему-то нет! Мне и сказать ему нечего…» Собеседница её торопилась рассказать о своём: «А моя опять с другим ходит! Спрашиваю её: тот-то, мол, чем плох был? Ну его, говорит, от него борщом пахнет. Вот и разбери их…»

Вдруг, будто на поезде, въехали в железные конструкции моста, под которым плавно текла река, неся редкие брёвна. Пологий её берег зачем-то был огорожен частоколом брёвен-столбов.

-Ваша река?

-Нет, приток.

-А столбы зачем вкопаны?

-Чтобы сплав во время разлива далеко по берегу не выносило.

-Неужели так широко разливается?

-Сейчас самая низкая вода…

Город начался жердяными заборами, ограждавшими пустующие участки или заброшенную технику, штабеля или ворохи брёвен среди толстого слоя щепы. За крутым поворотом открылся ряд двухэтажных домов-близнецов, сложенных из толстых, потемневших от времени и непогоды брусов. За перекрёстком автобус остановился и Дмитрий, пока выходили первые приехавшие, с недоумённым любопытством рассматривал столбы-колонны у входа в деревянную баню за остановкой.

-А нам где выходить? -поинтересовался он у Кати.

-Вообще-то, лучше всего у бумкомбината, но там остановки нет. Попрошу шофёра, может, остановится…

Дальше от перекрёстка проезжая часть улицы была вымощена брусчаткой, но такой неровной, вернее, продавленной, что автобус двигался по ней медленнее, чем по гравийке. Позже Дмитрий узнал историю появления брусчатки в Красноязьвинске. Бумкомбинат строили, а город начинался с него, зеки и люди, высланные из Ленинграда, и неистовые руководители строительства полагали, что устланные брусчаткой улицы будут напоминать им любимый город. Мостовую не ремонтировали, вероятно, с времён её укладки.

…На левой стороне улицы возник и длился, казалось, бесконечно поразительно высокий, без щелей, дощатый забор бумкомбината-экслагеря.

-Остановите возле управления, — попросила Катя водителя.

Но тот лишь пробурчал себе под нос нечто не членораздельное и с торжеством хозяина положения, не снизив скорости, проехал мимо оштукатуренного здания и массивных железных ворот бумкомбината.

-Вот ведь какой вредный, а! Ладно — пешком дойдём, тут недалеко, — легко смирилась Катя.

-Волшебное слово надо было сказать — иногда действует, — усмехнулся Дмитрий, однако, про себя, в который уже раз, отметил её самонадеянность: «Откуда это у неё? Ах, да, она же, кажется, бывшая спортсменка,» -вспомнил он и спросил:

-Ты каким видом спорта занималась?

-Волейболом, а что? — не поняла она причины вопроса.

-И разряд был?

-Да, первый, юношеский.

-Тогда понятно.

-Что тебе понятно? -недоумевала она…

Свернув с брусчатки, автобус остановился посредине гравийной площадки напротив сарайного вида Автостанции. Приехавших никто не встречал, лишь на лавках по краям площадки сидели, видимо, ожидая автобусы пригородного сообщения, другие пассажиры и безразлично, скуки ради, смотрели на вновь прибывших, буднично расходившихся на все четыре стороны.

Пешеходные дорожки вдоль брусчатки оказались песчаными. Дмитрий пригляделся — песчаной была вся почва, где не росла трава. Это показалось ему оригинальным:

-Да у вас тут и грязи-то, наверно, не бывает!

-Чего-чего, а грязи хватает…

Вне утоптанных и прикатанных велосипедными и мотоциклетными шинами дорожек песок оказался рыхлым, то есть неудобным для ходьбы, особенно с тяжёлой ношей… Прошли мимо деревянного хлебозавода, деревянной пожарной, деревянной школы… Кате хотелось встречать знакомых, но прохожих, как нарочно, никого не было, и она простодушно вслух удивлялась этому, Дмитрий нёс тяжеловатый ящик и, озадаченный этим, снисходительно молчал… По тропинке среди высоких сосен направились к двухэтажным деревянным домам, тоже потемневшим от времени. Напротив домов громоздились друг на друга приземистые сараи с латанными-перелатанными руберойдными крышами, поленницами у стен и горками чурбаков заготовляемых на зиму дров. Между домами и сараями неглубокие колеи от колёс, видимо, редких здесь машин, для переходов близ палисадников проложен деревянный тротуар с полусгнившими, а потому опасными для ходьбы, досками. Поэтому шли рядом с ним. Катин дом — второй: низкое, тоже из прогнивших досок, крылечко с одной ступенькой. В показавшимся тёмным после улицы подъезде деревянная лестница с ветхими перилами, но на второй этаж подниматься не пришлось — нужная дверь оказалась на первом этаже. Постучали. Тишина в ответ.

-Никого нет — на работе все.

-Ты ж говорила, что мать давно на пенсии — какая работа?

-Дежурить куда-то устроилась — скучно, говорит, дома в одиночестве сидеть, — и Катя постучала в соседнюю дверь, которая от стука отворилась.

-Здравствуйте, мама не оставляла у вас ключ? — спросила она, обратившись к кому-то по имени.

-Оставляла. А кому это он понадобился?..

Последовал возбуждённый разговор давно не видевшихся соседок с любопытными взглядами в сторону молчавшего Дмитрия хозяйки квартиры, молодой мамы, судя сразу же начавшемуся плачу ребёнка…

Включённый в прихожей свет вспугнул с побелённых стен рой мух и высветил вешалку с повседневной одеждой, ворох обуви в углу. Сняв сбоку вороха туфли, прошли по коридорчику. Несколько смущённая изобилием мух и неприглядным видом прихожей Катя раздвинула шторы дверного проёма справа:

-Здесь у нас кухня.

Такие же побелённые извёсткой стены, на одной из которых, к немалому удивлению Дмитрия, висел большой, в рамке, портрет Карла Маркса:

-А он-то здесь зачем?

-В память о папе. Мама говорит папа его из заводского Красного уголка когда-то принёс!

На кранике над раковиной висел капроновый чулок — для снижения шума протекавшей воды. Катя толкнула дверь комнаты напротив кухни:

-Это мамина комната.

Блестевший от солнечного света в широкое окно крашеный пол в ней посредине был застлан домотканным половиком, типовой секретер с посудой слева от двери, две кровати: у дальней и боковой, противоположной от окна стены.

-А это моя — была когда-то, -уточнила Катя, пройдя к комнате рядом с кухней. -Теперь тут Наталья с дочкой живут.

Комната казалась тесноватой, однако в ней разместились шифоньер с тремя дверцами, диван-кровать, телевизор, стол.

-Уютненько, -оценил Дмитрий и подошел к окну, под ним зеленели грядки с луком, чесноком, морковью. -Ваши грядки?

-Не знаю. Наверно.

-А картошку где выращиваете?

-Её нам мамины знакомые из деревни привозят. У них так огороды большие, картошки столько накапывают, что девать некуда. Посиди пока тут — я есть приготовлю, скоро мама на обед придёт.

-Слушай, а за питание мне с кем рассчитаться?

-Как — рассчитаться? Ты ж в гости приехал!

-В гости-то в гости, но ведь я не родственник. Давай условимся так: на обратную дорогу билет я тебе оплачиваю, — затвердил он не терпящим возражения тоном.

Катя от изумления не нашлась чем возразить…

Пока она занималась на кухне, он, обвыкаясь, прохаживался по комнате. Повернул ручку громкости висевшего на стене динамика. Зазвучала классическая музыка.

Кать, а приёмник у вас есть?

-Был. В маминой комнате погляди. Нету? Странно, а был.

-А туалет у вас что, во дворе?

-Да, -и Катя рассказала как его найти…

Выйдя на крыльцо, он долго смотрел по сторонам. Со стороны бумкомбината доносился слабый гул, по брусчатке за рощицей с грохотом или скрипом проезжали время от времени машины. В безоблачном небе вовсю светило солнце, однако изнуряющей жары, какая была вчера там, откуда он уехал, здесь не ощущалось.

Проход между сараями напротив подъезда был заужен высоким бурьяном, крапивой и грязно-белым мусорным ящиком. За углом, куда вела тропинка, Дмитрий увидел уборную в три очень расшатанные, плохо закрывающиеся двери, тоже покрашенную грязными белилами. Вонь там разила слезоточивая, крупные жёлтые мухи кружили роем… Вернувшись в дом, он не удержался от критики:

-Ужасный туалет! Как вы ночью туда ходите, когда ещё и темно?

-Ночью по маленькому здесь в ведро ходят. У мамы где-то ведро для этого есть…

4.

Мать Кати на самом деле пришла обедать домой. Знакомясь с гостем, подала ему руку:

-Марья Ивановна.

Дмитрий в ответ тоже чуть было не назвал себя по имени-отчеству, но вовремя осёкся, слегка смутившись.

Подвижная не по полноте она быстро переиначила, тараторя без умолку, приготовленный дочерью будничный обед на праздничный:

-Валентина звонила — обедать сюда придёт, подождём её.

-Она что, до сих пор к тебе на обед ходит?

-Когда как получается — бывает и ко мне, не в столовую же ей идти!

-Смотрю, совсем они на шею тебе сели. А Наталья хоть помогает?

-Та ещё помощница! Ночи две уже не ночует дома! Отправила дочку в лагерь — гуляет теперь: ни заботушки, ни хлопотушки…

Дмитрий, смущённый невольным подслушиванием семейного разговора матери с дочерью, сидел молча в Катиной комнате, не зная чем себя занять.

…-Мам, а что это у нас мух так много? -Кате, вероятно, неловко было перед ним за изобилие муж в квартире.

-Помойка ж рядом, а окна открытые. Да и ни липучек, ни Дихлофоса в магазинах нет. Я просила тебя привести — привезла?

-Забыла, мам…

Вскоре пришла, не заставив себя долго ждать, и Валентина, старшая сестра: худенькая, низкорослая — по её виду вряд ли можно было предположить, что она мать двоих детей. Увидев гостей, она откровенно обрадовалась:

-Вот хорошо-то! Не надо будет после работы домой торопиться, ужин готовить. Позвоню своему, чтобы забрал из садика младшенького и шёл сюда!

Старший их сын, как и Натальина дочька, тоже был в пионерлагере.

Мать велела дочерям накрыть стол в её комнате и до Дмитрия то и дело доносилось: «Мам, а где у нас маленькие тарелочки?», «Мам, а где у нас вилки?»… Мать привычно, без нервов, выходила из кухни и находила в секретере нужное.

Когда обед таким образом был приготовлен, а стол накрыт, Катя заглянула к Дмитрию:

-Скучаешь? Ну идем. Только прошу тебя — будь раскованней.

-Как это — раскованней? Зачем?

-Так надо — для мамы…

Мать принесла последнюю тарелку и села было вслед за всеми за стол, как вдруг вспомнила:

-А что это мы без вина-то сели! Выпить надо за встречу-то, за знакомство!

-Может, не надо, -возразил было Дмитрий. -Вам же ещё на работу идти.

-Как это «не надо!» -удивилась Валентина. -Вот так гости! Пейте, пока угощают! Работа наша подождёт.

-Мы понемногу. Сухого, -и мать сходила к холодильнику за вином.

Принесённую бутылку отдала Дмитрию — чтобы открыл. Он обратил внимание на необычайно яркую этикетку:

-Болгарское! Марочное! Хорошо живут язьвинцы — у нас такого давно уже нет!

-В магазинах-то и нас такого нет, да и вообще, кажись, никакого нет. Это Наталья с работы принесла.

За приезд дорогих гостей выпила и якобы непьющая из-за нездоровья мать…

Увидев, что Дмитрий, вроде бы, стесняется много есть, Катя заметила ему, шепнув на ухо:

-Что плохо ешь, голодный же — мы ведь почти не завтракали, а уже обед. Для мамы важнее всего — накормить гостя. Она считает, что если гость плохо ест, значит, не нравится угощение.

И Дмитрий понял: он не у себя дома — придётся соответствовать чужим понятиям…

Вечером у Бражниковых собралось всё семейство: старшая дочь с мужем, державшим на руках или коленях малыша, средняя — пухленькая молодуха, добродушная с виду, как все, наверное, полные, и как все, наверное, буфетчицы — простовато-грубоватая, и младшая, привезшая в гости парня, которого тут, кажется, принимали за будущего зятя. Мужа старшей сестры тоже звали Дмитрий, и Дмитрию-гостю это совпадение показалось символичным — он видел в нём себя, женатым на Кате. В начавшемся застольном разговоре гость участвовал лишь первое время — оказалось, что Катя прислала домой его фельетон «Огнетушитель в интерьере», так что невольно пришлось рассказать, дополняя друг друга, о подробностях начала их знакомства… Впрочем, вскоре они заговорили о своём и он лишь слушал, то с интересом, то и без интереса…

-Тебе не скучно? — не раз спрашивала его Катя полушёпотом.

-Всё нормально, — успокаивал он её, самого близкого здесь человека. К тому же она была миловидней своих сестёр и ему не хотелось её обижать.

Было уже десять и одиннадцать часов местного времени, а за окном не темнело. Дмитрий вышел на крыльцо и невольно удивлялся, глядя в беззвёздное небо, столь долгому светлому вечеру. Днём он перевёл стрелки своих часов на два часа вперёд, но сейчас невольно соотносил время с привычным — на юге сейчас уже кромешная тьма. Катя вышла почти следом за ним. Взяла его под руку и прижалась боком — было прохладно. Ласково спросила:

-Ну и как тебе Север?

-Природа прекрасная! И не привычно всё. Слушай, а вода в реке тёплая? Купаться можно?

-Наверно, тёплая — раньше мы в это время ещё купались.

-Завтра обязательно сходим на реку — хочу посмотреть как брёвна по ней плывут, ну и искупаемся, может быть!..

Вышла Наталья. Постояв, спросила у Дмитрия:

-Куришь?

-Мы не курим, -с нажимом на «мы» ответила за него Катя.

-Придётся у Митьки просить, -огорчилась Наталья и вернулась в дом.

-Ты ж, вроде, курила? -полувспомнил-полуспросил он.

-Баловалась с девками, а теперь бросила — дурость это.

-Поумнела, значит?

-Не без твоего влияния, -и Катя подлезла под его руку, -Обними меня, а то холодно…

Вновь Наталья появилась на крыльце со старшей сестрой. Направляясь к уборной, они позвали за собой и младшую:

-Пошли с нами — за компанию.

-Травитесь без меня! -А тише, только для Дмитрия, добавила про Валентину. -Муж унюхает запах — задаст ей… Пошли в дом, холодно тут.

Мать с внуком на руках смотрела телевизор, а зять сидел за столом в другой комнате и допивал остатки.

-Валька где? -спросил он у Кати.

-В туалет с Натальей пошли.

-Опять курить, наверно?

-Тише — мама услышит. Обязательно курить, что ли, если в туалет…

Когда курильщицы воротились, он встретил Валентину недоверчиво:

-Курила? А ну дыхни.

Валентина дыхнула, да так удачно, что пьяненький муж не почувствовал табачного запаха.

-Это я курила, а не она, -затупилась за сестру Наталья.

-Знаю я вас, шельм…

Домой супруги засобирались около полуночи — в двенадцать якобы проходил последний автобус в их сторону. До остановки неподалёку их провожали все, даже мать. Зять в одной руке нес спящего ребёнка, в другой увесистую сетку картошки. Дмитрий хотел было помочь ему, но Валентина не позволила:

-Не надо — он у меня здоровяк. От остановки ещё и меня потащит…

Автобусы проходили раз в полчаса, зато чётко по расписанию, висевшему на каждой остановке. Итак, автобус прибыл, как ему и было положено, и подгулявших супругов посадили благополучно.

-Ребёнка не уроните! -беспокоилась вслед мать, но дверцы закрылись и автобус отошёл.

Провожавшие тихо побрели к дому: мать с Натальей впереди, Дмитрий с Катей чуть поотстав. Сумерки только-только надвигались, даже уличное освещение ещё не включили. Когда подошли к дому, Дмитрий признался:

-Спать хочу — глаза слипаются.

-Я сейчас. Хочешь, побудь тут, пока я постель приготовлю, -и Катя вбежала следом за матерью в подъезд, оставив его у крыльца.

Он подошёл к Наталье, сидевшей на лавочке — ему никогда ещё не доводилось пообщаться непринуждённо с работником торговли: любопытно было понять, почему эта добродушная с виду женщина выбрала профессию буфетчицы:

-Скучаешь?

-Чего мне скучать?

-Ну, мало ли.

-По мужикам, что ли? Так ну их — надоели.

В открытое окно материной комнаты высунулась Катя:

-Дима, иди — постелила.

-Устал с дороги — спать хочется, -пояснил он Наталье, безразлично глядевшей в сторону брусчатки, где шли со второй смены рабочие бумкомбината.

Пока он нащупывал в тёмном подъезде шаткие перила и нужную дверь, Катя обратилась к сестре:

-Помоги маме посуду помыть!

-Ещё чего! До завтра постоит — ничего с ней не сделается, -отмахнулась та.

Катя провела Дмитрия в бывшую свою комнату и ушла, мягко притворив за собой дверь: «Ложись. Я помогу маме посуду помыть». Ну вот, всё просто получилось — а он беспокоился о неестественности их чисто товарищеских отношений. Он разделся и лёг в прохладную постель на широком диване-кровати. Из приоткрытого окна веяло свежестью — даже не верилось, что лишь позавчера он долго не мог уснуть из-за несносной духоты… Он было уже задремал, как вдруг дверь скрипнула и из узкого проёма гибко скользнула Катя:

-Спишь?

Он отозвался и с изумлением наблюдал, как она расстёгивала пуговицы халатика, ловко стянула через голову лифчик, слегка наклонившись, спустила белые трусики и поднырнула к нему под одеяло — сонливость будто рукой сняло… Женщиной она оказалась игровитой, в любви умелой, и они продурачились почти до раннего рассвета: «А тебя кто научил этому? -не раз удивлялся он. — Ты ж замужем не была». «Жизнь в общежитии», -смеялась она… Наутро даже не слышали как уходили на работу Наталья и мать, приготовившая им завтрак.

5.

Днём, когда они собрались было идти в центр города и на реку, неожиданно раньше обеденного перерыва пришла мать:

-Сейчас должна Наталья подъехать — звонила. Продукты привезёт. Хорошо, что вас дома застала — поможете разгрузить.

Дмитрий молча удивился: продукты — на машине, такого даже у его матери не бывало! Однако, если просят помочь, надо помочь. Мать с дочерью вышли ждать на лавочку у палисадника, а он принялся истреблять хлопушкой мух. Вроде бы расправившись с ними на кухне, переходил в прихожую, из прихожей в комнату матери. Окно было открытое и он невольно подслушал разговор матери с шедшей мимо соседкой:

-Дождалась гостей, Маруся?

-Да, младшенькая вот приехала с зятем!

Дмитрию очень не понравилось, что о нём рассказывают как о зяте — вводить в заблуждение пусть даже чужую мать, это во всяком случае не хорошо. И он позвал через окно Катю. А когда она, улыбаясь, вошла в комнату, спросил:

-Твоя мать что, на самом деле меня зятем считает?

-Ну, надо же что-то соседям говорить.

-Но это ж не так!

-Пусть побудет так — пока мы здесь. Ну, Дима, не сердись. Я ведь не прошу тебя обманывать. Молчи и всё. Это же ни к чему тебя не обязывает.

-А что ты скажешь в следующий свой приезд, без меня?

-Да мало ли что! Другие вон женятся, а после разводятся — и ничего ж. Поверь: мама ни одного лишнего слова не скажет, ничего лишнего не спросит. Это моя забота — объяснять наши отношения. Мы-то знаем, что ты приехал лишь в гости — кому какое дело, что между нами на самом деле!..

Дмитрию ничего другого не оставалось как согласиться с её доводами. Более того, он был даже благодарен в душе ей за такое бескорыстие. Ведь он мог оказаться в уму непостижимо каком положении, опрометчиво поехав к малознакомой девчонке. Приобняв Катю, он поцеловал её в щёку:

-Да, ты, пожалуй, права…

У подъезда остановился кузовной Уазик и из теской кабины вывалилась Наталья с большим бумажным свёртком в руках. Заглянув в кузов, Дмитрий увидел десятикилограммовый мешок и запечатанные картонные ящики:

-Всё, что ли, выгружать?

Наталья кивнула и самодовольно похвасталась:

-Ещё болгарского вина достала! Его — в дом, остальное, наверно, в сарайку, а мам?

Ящик с вином Дмитрий занёс в дом, а ящики с тушёнкой и сгущёным молоком, мешок гречневой крупы они с Катей унесли в закрываемый на висячий замок сарай.

-Куда вам столько? — недоумевал он.

-Как куда — знаешь сколько у мамы знакомых! Мы — им, они — нам чего-нибудь. В магазинах-то этого нет! Вот и приходится друг другу помогать. Наша Наталья в кафе работает, кто-то на мясокомбинате, птицефабрике, молокозаводе, у кого-то свой огород, пасека…

Наталья, отдав матери увесистый свёрток, торопливо уехала — на предприятиях начинался обеденный перерыв. В свёртке оказалась копчёная колбаса, сыр… Содержимое мать рассовала в и без того переполненный холодильник…

Наконец-то, Катя повела Дмитрия на ознакомительную прогулку по городу. Проходили мимо молокозавода — она рассказала, что там делают ещё и мороженое, и лимонад. Проходили мимо стадиона — что их волейбольная команда, бывало, занимала первые места в областном первенстве…

На встречной полосе брусчатки вдруг резко, со скрипом тормозов, затормозил Газ-69. Из него соскочила Валентина:

-Гуляете? А я к вам еду!

-Поезжай — мама-то дома!

-Мне вы нужны. Поговорила утром со своим — приглашаем вас в гости сегодня вечером.

-Придём -легко согласилась Катя, но Дмитрий возразил:

-Может, в другой раз? Это ведь опять пить, а я плохо себя чувствую после вчерашнего.

-Посмотрите как мы живём, -настаивала Валентина. -Ты, Кать, была ли у нас на новой-то квартире?

-Нет ещё, вы ж после моего отпуска, в сентябре въехали.

-Вот — тем более!..

Водитель поторопил Валентину, и она занервничала. Надо было срочно решать. И когда Катя в который раз спросила: «Ну что, пойдём?» — он неопределённо повёл плечами. Сёстры восприняли это как согласие.

-Так мы будем ждать! -крикнула Валентина уже от машины…

А гости пошли дальше в направлении центра.

-Они что, квартиру недавно получились?

-Самостроем.

-Как это?

-Договариваются семей шесть, восемь. Берут ссуду, покупают участок, материалы и строят сами. Наши два года строились…

Центральная площадь тоже была вымощена брусчаткой, местами даже узорчато, но выглядела как-то кособоко. Нижний, дальний её край упирался в двухэтажное оштукатуренное строение с вывеской «Детские товары», за ним плотной стеной высились гладкоствольные сосны.

-Там парк, а за ним река, -пояснила Катя. -Но сначала зайдём в магазины, может, что хорошее дают. После опишешь в каком-нибудь фельетоне — вот, мол, как на Севере.

-Описание ваших прилавков нашего редактора не заинтересует. Мне надо на почту зайти — телеграмму матери послать, чтобы не беспокоилась.

Зашли на почту и во все магазины по порядку. В продовольственном прилавки были заставлены трёхлитровыми баллонами с этикетками: «Буряки», «Лук консервированный», «Помидоры (зелёные)». Стены между прилавками подпирали штабеля мешков с солью. В Мясомолочном отделе на протвинях покоились ворохи якобы свежемороженой кильки, спинок минтая, за ними высились пирамиды консервных банок «Завтрак туриста». В Универмаге Катя устремилась в отдел женского белья, а Дмитрий, чтобы не стоять неприкаянно, зашел в обувной отдел. Продавали, между прочим, отличные чешские туфли фирмы «Цебо». Была бы за ними очередь, точно купил бы — без очереди дефицитные где-то туфли воспринимались обыденно. На этом его интерес к магазинам угас:

-А где тут у вас Музей народного творчества?

-Не слыхивала про такой.

-Как! О нём в словаре было написано, что есть такой…

В остальные магазины Катя заходила без него, он поджидал её снаружи.

-Света! Доченька! -послышался женский голос с балкона третьего этажа кирпичного дома напротив. -Посмотри, деточка, колбасу дают?

Одна из игравших в песочнице девочек лет пяти вприпрыжку подбежала к большому стеклу магазина неподалёку и заглянула вовнутрь:

-Не видно, мам — очередь большая.

-Значит, дают, коль большая…

Осмотрев магазины, снова вышли на кособокую площадь.

-Что бы ты хотел у нас посмотреть? -спросила Катя.

-Ну, даже не знаю… Про музей ты не слышала… А рынок у вас есть? (Про рынок он вспомнил в силу привычки — рядом с редакцией был расположен рынок и он для разрядки любил прохаживаться между богатыми рядами).

-Есть, только вряд ли что там продают…

Рынок их встретил воротами из покосившихся столбов, местами поваленной изгородью, песок на его территории был настолько рыхл, что набирался в туфли. Торговые прилавки в самом деле пустовали, даже витрины ларей Госторговли красовались давно некрашенными закрытыми ставнями. «Функционировал» лишь пункт приёма посуды, и то бутылки принимали почему-то со стороны дверей.

-Почему никто ничем не торгует? -удивился Дмитрий.

-У нас не принято на рынок выносить торговать, за место ведь платить надо.

-На рынке не принято, в магазинах почти ничего нет. Где же люди продукты покупают?

-Я ж тебе говорила! По знакомству достают! С работы приносят…

-Ну, не все же так могут… -Ему не понравилось обрисованное Катей положение.

-Но никто же с голоду не умирает, -возразила она. -Значит, все как-то приспособились, у нас здесь давно так…

Стоя на высоком берегу реки, Дмитрий понял, почему основатели города выбрали именно это место, в общем-то, не выразительное по ландшафту — её течение здесь рассекал продолговатый остров. Не быстрое течение одного русла и было использовано как накопитель сплава перед его штабелёвкой на территории бумкомбината, давшего городу жизнь. Верхняя часть острова была завалена ворохом толстых и тонких брёвен, а рукав со спокойным течением представлял собой бревенчатый затор. Ниже по течению на специально сооружённой деревянной площадке бригада сплавщиков разбирала его баграми, отправляя брёвна к приёмнику бумкомбината. Выше острова реку за середину русла перегораживал бон — длинный сцеп двойных брёвен, направлявших сплав в нужном направлении. На противоположном, низком берегу, среди лиственных деревьев виднелось несколько тёмных изб с полуразваленными сараями, жердяными изгородями огородов.

Держась за руки, спустились по крутому, с террасами-вымоинами, берегу. Нижняя, пологая его часть, тоже была захламлена брёвнами. Перешагивая или наступая на них, приблизились к удивительно прозрачной воде. Пощупали её — тёплая. Разделись. Осторожно ступая, вошли в воду — сквозь быстрое течение просматривались лежавшие на каменистом дне скользкие топляки. Мелко было в пяти и десяти метрах от берега. В поисках глубины дошли до бона. Влезли на гладкие, без коры, брёвна — они выдержали тяжесть их веса, лишь слегка погрузившись в воду. Быстрое течение вымыло под боном мелкую гальку, образовав ямы, в которые можно было даже нырять и плавать в затишке за направлявшими бон угольниками. Такое купание понравилось Дмитрию и он предложил перенести на бон оставленную на берегу одежду — чтобы не беспокоиться за её сохранность. Искупавшись, ложились на тёплые от солнца брёвна и загорали. И если на берегу и по брёвнам сплава носились, галдя, пацанята, тут их крики приглушало журчанье и всплески течения…

Близ противоположного от города берега на мелком месте подолгу стояли без движения упорно глядевшие в воду подростки, и Дмитрию стало любопытно:

-Что они там высматривают?

-Вандышей ловят банками. Знаешь, какая вкуснятина — солёные вандыши!

-Это что — рыба? Я про такую и не слышал!

-Скажу маме, чтобы купила…

На реке они пробыли почти до вечера и так разомлели, нанежились под солнцем, что воротясь домой, чувствовали себя разбитыми. Идти в гости, разумеется, передумали и, поужинав, рано легли спать. Однако, Валентина, словно предвидев это, пришла сама и подняла их:

-Успеете ещё наобниматься — зря я, что ли, наготовила всего. Водки достала! Пошли, а то мой сам всё вылакает! Наталья вон собралась уже, ждёт стоит! Да и автобус скоро будет.

Попытались было отговориться, что устали, мол, но отговориться было невозможно. Пришлось одеваться…

Дома «самостроя» опоясывали нижнюю часть горного склона: двухэтажные близнецы, сложенные, как и старые дома, из бруса, только более примитивной архитектуры — прямоугольные коробки без крылечек у входа в подъезд. Но квартиры были просторнее и лучшей планировки: широкий коридор, изолированные три комнаты, большая кухня, а главное, совмещённый с ванной унитаз, правда не действующие, по причине не подведённой канализации.

Муж Валентины в ожидании гостей играл, ползая по мягкому паласу, с малышом. Когда жена с сёстрами принялись накрывать на стол, он, взяв ребёнка на руку, другой рукой перелил водку из обыкновенной бутылки в красивую из-под импортного вина — чтобы эффективнее выглядела на столе. Наталья поставила на радиолу пластинку и включила на полный звук — дескать, веселиться так веселиться!.. Дмитрий подсел к радиоле и, когда пластинка кончилась, переключил на диапазон волн, чтобы послушать новости по радио «Маяк». Но приёмник эфир не ловил — не было антенны, радио хозяева, видимо, не слушали. Пришлось переключить на проигрыватель — сёстрам хотелось музыки. Впрочем, после нескольких рюмок их потянуло петь и плясать, а поскольку плясовых пластинок не было, они уговорили Дмитрия-мужа подыграть им на гармошке. Он принёс из другой комнаты хромку, заиграл и запел частушки, большей частью матершинные, чем немало смутил Дмитрия-гостя, и он невольно подивился привычности, с какой воспринимали мат сёстры. Но ещё больше его поразил сильный голос тёзки, невольно подумалось: услышь его в своё время вокальный педагог — получился бы как минимум незаурядный певец-баритон.

-Ну и голосище у тебя! -невольно восхитился он при случае. -В художественной самодеятельности не участвовал?

-Ещё чего, -беспечно возразил тёзка и в свою очередь полюбопытствовал. -Как тебе наш новый дом?

-Мне такой не построить. -Улыбнувшись, то ли признался, то ли уклонился от оценки гость…

Ему удалось расспросить тёзку и узнать, что тот работает на бумкомбинате бригадиром слесарей-ремонтников и он даже пообещал гостю показать, как дерево превращается в бумагу.

Веселились до последнего автобуса. Хозяева оставляли гостей спать, мол, места хватит всем. Дмитрий и Наталья были согласны, но Катя настаивала ехать домой — она вела себя так, будто они спали не одну только ночь, а давно. «Не хотела, чтобы нам мешали», -призналась она после, в постели, и он понял — дарить себя по всякому ей доставляет удовольствие.

6.

В полдень пришёл, как и обещал, муж Валентины. С поцарапанной щекой. Открывшая ему дверь Катя спросила нервным полушёпотом:

-Опять подрались?

-Да ну её, дуру.

-Зачем связываешься — ведь знаешь её, пьяную.

-Я тоже не трезвый был…

Дмитрий-гость сделал вид, будто ничего не заметил…

Ещё при въезде в город он обратил невольно внимание на необычайно высокое, доска к доске, ограждение бумкомбината. Теперь, когда они беспрепятственно миновали проходную, вдоль внутренней стороны забора он увидел обрывки колючей проволоки второго ограждения и останки контрольно-следовой полосы. Да, территория бумкомбината была когда-то промзоной. Из собранных перед поездкой сведений о зачинателях города Дмитрий знал, что руководил строительством чекист Берзин, а среди первых заключённых бывал и Варлам Шаламов, ксерокопии запрещённых рассказов которого он читал ещё в университете. Дмитрий попытался представить себе атмосферу того времени, и ему показалось, что в воздухе ещё витает напряжение человеческих страданий.

Знакомство с процессом превращения дерева в бумагу начали от гигантских бревёнчатых штабелей, рядами стоявших на берегу реки. От них на второй этаж комбината брёвна перемещал цепной транспортёр. В здании их прежде всего втягивала в себя, вращая по оси, обдирочный механизм. После очищенные от коры брёвна падали в другой механизм, расположенный чуть ниже, который независимо от толщины вмиг превращал брёвна в щепу. Изумлённый её мощностью Дмитрий долго глядел в страшную пасть, провожая взглядом навсегда исчезающие там брёвна:

-А если бы человека туда?

-Мгновенная смерть.

-Прыгал кто?

-Не так давно один прыгнул. Раньше, когда лагерь был — чаще…

По крутой железной лестнице спустились, держась за поручни, на первый этаж. Узкий проход вдоль ряда котлов, покрытых толстым изоляционным слоем, и неожиданно после него просторный, светлый цех с большими рулонами бумаги посредине. От котлов к рулонам тянулись через протяжные механизмы непрерывные потоки белой массы — здесь будущая бумага прессовалась, сушилась и охлаждалась… Из процессов превращения металлолома в сталь, хлопка в ткань, дерева в бумагу, которые довелось видеть Дмитрию, последний показался ему более автоматизированным, хотя дизайн оборудования и самым неприглядным, но это, видимо, было следствием истории комбината.

Под конец Дмитрий-муж решил показать гостю место своей работы. Оббитая железом дверь слесарной мастерской оказалась запертой.

-Может, авария где? -забеспокоился Дмитрий-муж и постучал сильнее. -Есть там кто-нибудь?

За дверью послышалась возня и им открыли. Большой железный стол посредине мастерской, железные же верстаки вдоль стен без окон… За столом на деревянных лавках сидели молодые и пожилые мужики в мазутных спецовках, на столе открытые стеклянные банки домашней закрутки, куски хлеба, мятая бумага с остатками порезанного сала. Бутылки успели спрятать. Но судя по запаху и раскрасневшимся лицам, здесь явно только что выпивали.

-Почему закрылись? -по-бригадирски властно спросил Дмитрий-муж.

-День рождения и Пахомыча, отмечали мал-мал.

-Пахомыча поздравляю! Остальных накажу — что мне не сказали, у меня с утра башка трещит.

-Ты ж не предупредил, что к тёще пойдёшь обедать.

-Пьянка на производстве — с этим сейчас строго, -шепнул он на ухо тёзке, а громко велел. -Закройтесь!.. Да! И знакомьтесь — это муж сестры моей Валюхи, тоже Дима.

Гость, и без того чувствовавший себя неловко, после такого представления стушевался окончательно. Его тоже пригласили к столу и налили стакан водки. В этой спаенной и споенной бригаде пили стаканами и до дна, иначе, дескать, зло оставляешь. Чтобы не привлекать к себе не нужного внимания, гость с трудом, но выпил предложенный стакан, после чего твёрдо сказал наливавшему, что больше пить не будет, сославшись на слабое здоровье. Опьянев и со стакана, разговорился с соседом по столу — именинником, ветераном войны, как выяснилось.

-Ну что, понравилось у нас? -спросил Пахомыч.

-Природа прекрасная. А вот жизнь!.. В магазинах продуктов нет, всё доставать надо.

-Но хлеб-то есть! Разве это плохо, если хлеб есть! Тебе бы пожить, когда хлеба не было!.. Когда, бывало, один крапивный суп ели!

-Конечно, если сравнивать с голодом, культличностью, войной, теперь мы неплохо живём, но я-то о другом, об обещанном.

-Ну, нам много чего обещали! Коммунизм к восьмидесятому году обещали — построили? Хорошо, хоть войны нет!

-Боишься её — вспоминаешь?

-Такое не забудешь… Как мы сорокопятки вручную да коровах по грязи тягали…Нет, что ни говори, а сейчас мы хорошо живём, -стоял на своём ветеран.

-Ну, не хорошо, а попривыкали и живём, -поправили его.

-Сколько же нужно безразличия, чтобы к такому привыкнуть!

-Э, а ты часом не стукачок — разговор об этом завёл? -спросил вдруг крепыш с неприметным лицом. -Димка говорил, ты в газете работаешь. У нас тут бывали газетчики, они таких разговоров не заводили — передовиками да показателями интересовались.

-Я ж не по работе здесь — он спросил, я ответил, -смутился Дмитрий, сердясь уже на себя за то, что не предположил, что тезка мог рассказать им, кто он.

-Что ты напустился на него, — осадил крепыша Дмитрий-муж. -Свой же парень! Ручаюсь!..

После застолья он проводил гостя за проходную. Возвращаться на работу ему явно не хотелось:

-Не слышал, у тёщи брагулька есть?

-А что это такое?

-Не знаешь? Слушай, давай-ка ещё выпьем? Деньги есть?

-Нет, не взял с собой.

-Зайдём-ка в управление — у меня там палочка-выручалочка есть. Правда, я ей уже должен.

На втором этаже заводоуправления он приотворил дверь с надписью «Секретарь» и, заглянув, позвал кого-то по имени, мол, можно тебя на минутку.

В коридор вышла неопределённого возраста женщина в плотно облегавшем упитанную фигуру светло-сером костюме, доброжелательно улыбнулась ему.

-Как жизнь молодая? -бодро начал тёзка.

-Ты только это зашёл спросить?

-И это. Слушай, одолжи червонец. Друга вот встретил — давно не виделись, а выпить не на что.

Женщина, как ни странно, отнеслась к просьбе с пониманием:

-Сейчас.

Вернувшись с деньгами, укорила :

-Глаз не кажешь, а мой опять три дня в командировке был.

-Не знал! В следующий раз дай знать… Ну, пока, -и он поцеловал её на прощанье в щёку.

На выходе из здания тёзка предупредил гостя:

-Ты Катьке, смотри, не проболтайся про неё!

-А кто это была?

-Жена бывшего любовника моей Валюхи.

-Что-то не улавливаю, как это?

-Тебе Катька ничего про нас не рассказывала?

-Нет, а что?

-Ну да — разве расскажет такое про сестру. Возьмём бутылку — расскажу…

Зашли в магазин. Водки на полках, конечно, не было, но тёзка пошептался с продавщицей в ослепительно белом халате, и она вынесла из подсобки свёрнутый бумажный кулёк. За магазином перелезли через жердяную изгородь, отделявшую от улицы поросший кустарником пустырь. В скрытом от посторонних глаз углублении, ворохом бумажных комков напоминавшем мусорную яму, однако, было почти уютно — судя по стоявшим полукругом деревянным ящикам, тут перебывало несчётное количество выпивох. В кульке, кроме бутылки, был завёрнут стакан, четыре карамельки и столько же кусочков нарезанного хлеба — для закуски.

-Стакан с бутылкой надо будет вернуть, -пояснил тёзка.

Выпили по сто грамм, и он начал обещанный рассказ:

-Так вот. Связалась моя Валюха на работе с одним инструктором. Вместе в командировки по району ездили, ну и спали там вместе — мне их шофер после проболтался. Ну, я,конечно, набил ей и ему морду — на развод подал, у нас тогда только один пацан был. И, пожалуй, разошлись бы, если б не мой старший брат — это он устроил её в райком каким-то инструктором. Помог, называется. Он партийный, и, дескать, скандал может повредить его репутации, как рекомендовавшему её. С аморалкой у них там строго… В общем, замяли дело. Но я сказал своей: ещё раз услышу что — пеняй на себя.!

-Да-а-а, дела.

-Ты про ту женщину спрашивал. Ну, жену любовника. Так вот, она тоже узнала про своего — что изменяет ей, нашла меня и предложила отомстить им — представляешь! Ну, я поначалу, когда злой был, гульнул с ней несколько раз — хорошо угощала, он у неё давно в инструкторах, крепко живут. Но старая и дура — Валюха моя лучше. Теперь не хожу, лишь деньги иногда по пьяне занимаю, но не отдам…

Через изгородь перелезли трое парней с кульком, оказавшиеся хорошими знакомыми тёзки. Само собой соединились в одну компанию. Начавшийся трёп показался Дмитрию неинтересным и он шепнул тёзке:

-Катя потеряет меня — пойду, а то неудобно перед ней.

-Как хочешь, а я ещё посижу. Не забудь — Катьке, о чём я рассказал, ни слова! Про меня спросит, скажи, что домой, мол, пошёл.

-Конечно. О чём речь!..

Дмитрий перелез через жёрдочки, обошёл магазин и спустя минуту предстал перед Катей. Она встретила его с укором:

-Выпил? Так и знала! Надо было и мне с вами идти. Димка, видно, уже не может без выпивки.

-Случайно получилось, -оправдывался Дмитрий. -Зашли к нему в мастерскую, а там день рождения у Пахомыча… А ты что, одна дома?

-За Натальей с работы приехали — не сдала там вчера что-то.

-Димка говорил, твоя мать брагульку какую-то ставит.

-Что, брагульки хочешь?

-Попробовать — что это такое.

-Скажу маме, чтобы поставила… Больше Димка ничего не говорил?

-Про похождения старшей сестры твоей рассказывал. Но меня это не интересует. Хотя, жалко, конечно, его — он её любит. Да и двое детей, всё-таки.

-Дура она, конечно — мама, что только уже не говорила ей, как не ругала. Но сейчас-то они, вроде, ничё живут… не считая вчерашней ссоры.

-Дима парень хороший, семьянин, детей любит — что ей надо?.. Слушай, а билет на самолёт нам не пора брать?

-Только приехали и уже обратный билет? -Катя, чувствовалось, обиделась, истолковав его желание купить предварительно билет по-своему.

Поняв это, он пояснил:

-А то придётся опять столько времени в переполненном автобусе трястись.

-Если я сейчас заикнусь о билетах, мама подумает, что между нами что-то произошло. Она и так сомневается в нас.

-Как это — сомневается?

-Говорит мне сегодня — бросит он тебя. Почему, спрашиваю, мам? Не нашего поля ягода, говорит.

Дмитрий усмехнулся:

-А ты что?

-Что я — промолчала…

Привыкая к непривычно-чуждому жизненному укладу, Дмитрий ощущал недостаток привычной информации радио, в том числе и зарубежные голоса, привычного музыкального фона из магнитофона… Из газет в этой семье выписывали только районную — ради телевизионной программы, газеты без программы, не читая, складывали на полку в прихожей.

-Кать, ты говорила, у вас радиола где-то была? -вспомнил он бездельным вечером.

-Мам, а где у нас радиола?

-Сломалась — в сарайку вынесли.

-А что сломалось, не помните? -спросил Дмитрий.

-Проигрыватель перестал играть.

-Так, может, он эфир ловит!..

В сарайке радиола оказалась завалена ворохом пустых картонных ящиков. Чтобы не тащить пыль в дом, он осмотрел её внутренность там же. Некоторых ламп не было на месте.

-Наверно, Димка повынимал, -предположила Катя.

-Вообще-то, он её выносил, -подтвердила мать…

Наблюдая за этой семьёй, где мать у дочерей была вроде служанки, Дмитрий в который уже раз ловил себя на раздражительной мысли, что неполные семьи — ущербные, а женщины, долго живущие без мужа, становятся некудышными хозяйками: спят подолгу, перекладывают друг на друга то немногое, что необходимо сделать для поддержания уюта в комнатах. У них всегда горы грязного белья, посуды. По углам тенёты, пыль. Нет ни огорода, ни хозяйства… Дома у него в соседях тоже жила неполная женская семья: мать и дочь. Так там была ещё сравнительно молодая мать, которая будто соревновалась с дочерью в кто приведёт мужчину помоложе. Лучше он знал неполные семьи с детьми-мальчиками — сам вырос в такой семье, а одного его знакомого мать-одиночка наделила столь женоподобным сознанием, что её тяга к мужчинам передалась и ему. Да что там кто-то! Сам Дмитрий не однажды ощущал в себе приглушённое осознанием неестественности желание приласкаться-прижаться к мужчине…

7.

Небо над Язьвой, казалось, не бывало совершенно безоблачным. В самые что ни на есть солнечные дни плыли барашки перисто-кучевых облаков, приятных тем, что когда загоравшим становилось жарко, но не настолько, чтобы окунаться в холодноватую воду — надвигалась короткая тень и свежий ветерок охлаждал припечённые тела. С днями облака всё чаще собирались в более и более массивные нагромождения, похожие на снежные вершины, которые подолгу нависали над горизонтом, иногда угрожающе надвигаясь на город. Порывы ветра рябили мгновенно темневшую поверхность реки, над высоким «городским» берегом взметалась пыль, а на пологой стороне усиливался лесной шум. Наконец, настал день, когда небо обложили мрачные, беспросветные тучи, и Дмитрий с Катей вынуждены были уйти с реки — привычного места дневного времяпровождения. Пока шли к дому, начался дождь: поначалу сильный, летний, с бульками на лужицах, его переждали, стоя под навесом, после мелкий, затяжной — осенний, потому что резко похолодало, под ним уже чуть ли не бежали, чтобы не простудиться.

Дома одиноко ходила из комнаты в комнату, томясь от скуки, Наталья, недавно вставшая, судя по мятому лицу. Она обрадовалась явившимся пляжникам и с не свойственной ей возбуждённостью рассказала обеденные новости:

-Валентина была. Опять, говорит, Димка пьяный пришёл, теперь, говорит, моя очередь гулять! Чувствую, досоревнуется она — останется одна с двумя детьми. Узнает, почём лихо, да поздно будет!

-Что ты нам — ей бы это говорила! -отозвалась Катя.

-Ей — пока без толку, сытый голодного не разумеет… Да, чуть не забыла! Мама говорила — у них завтра машина по грибы желающих повезёт. Нынче грибов, говорят, видимо-невидимо. Вы не хотите поехать?

-Я — хочу, -сказал Дмитрий.

-Серьёзно? -удивилась Катя. -Поехали! Надо будет позвонить маме, чтобы записалась.

-Мне, что ли, с вами поехать? -то ли спросила, то ли подумала вслух Наталья.

-Конечно, поехали! -поддержал её Дмитрий. -Вы ж с матерью, наверно, грибные места знаете — давно здесь живёте!

-Мама не поедет — не с её ногами по лесу ходить…

Утро выдалось хмарным — казалось, вот-вот начнётся дождь, но дождь не начинался. Ехать по грибы в такую погоду не очень-то весело, однако, дома сидеть скучнее. Оделись понадёжнее, взяли корзинки, ведёрко, еды…

Кузовная машина ждала грибников у заводоуправления. Залезли через борт в открытый кузов, разлинованный досками-скамейками, и сели у борта второй от кабины скамейки — первая уже была занята пришедшими раньше. Застегнулись на все пуговицы, чтобы не продуло, Катя прижалась теснее к Дмитрию. Кузов постепенно наполнялся грибниками, но с полчаса ещё прождали, пока пришёл ответственный за поездку начальник, спесивый и, вроде как, чем-то недовольный. Наконец-то, поехали. На брусчатке в кузове трясло так, что больно отдавалось в груди. Трясло и после, на гравийке окраинных улиц. Лишь на песчаной дороге за городом грузовик покатил мягче, хотя и натуженнее. Попетляв между деревьями с четверть часа, проехали по улице покинутой жителями деревни. Избы выглядели странно: крыши были сняты, как снято и увезено всё добротное, а в некоторых огородах буйно цвела картофельная ботва.

-Никто не живёт, а картошка растёт! -удивился Дмитрий.

-Живёт ведь кто-то, не все уехали? -спросила Катя у Натальи.

-Старик один. Из-за лошади якобы остался — лошадь у него. Хозяйство, говорят, большое развел — кулак недобитый!

-Что, очень большое?

-Три коровы, говорят, пороз (Пороз — бык-производитель), свиньи, овцы, куры, гуси.

-Но ведь для этого какой двор нужен!

-Свой двор большой, соседские пустуют — разводи не ленись! Он и соседские огороды, говорят, распахал — по сорок соток каждый. Кроме картошки, рожь, овёс, даже пшеницу, говорят, сеет.

-Зерно-то ему зачем?

-На корм скоту! Я ж говорю — кулак недобитый!

-А уход за всем этим! Тут силы нужны, а он старик ведь, говоришь — как справляется?

-Сыновья со снохами да внуками помогают! На «Нивах» из города к нему приезжают — он машин всем понакупил!

-А власть как к этому относится?

-Что власть! Начальство само, наверно, его мяском да молочком пользуются — деревня-то заброшенная, земля всё равно пустует…

Чем глубже въезжали в лес, тем ниже и шире над дорогой нависали разлапистые ветви близ стоявших деревьев. Поросшая травой меж колеями дорога часто разветвлялась, однако водитель хорошо знал конечную точку пути. Машина остановилась среди густого смешанного леса на пологом, едва различимом склоне. Грибники, не спеша, разбредались кто куда.

-В три часа всем быть у машины — долго ждать не будем! -властно предупредил начальник.

Основная часть приехавших направилась в нижнюю от дороги сторону, сёстры Бражниковы с Дмитрием, в надежде на бОльшую удачу, пошли по верхней стороне. В еловых чащах поросшая мхом земля была осыпана толстым иглистым слоем — места, по определению Натальи, самые грибные. Шли очень петляя, и всё время куда-то вбок, почти не рассеиваясь: видя друг друга или перекликаясь без усилия голоса. Первый найденный Дмитрием гриб был знаком ему лишь по картинкам: шляпка красная, несколько расширяющаяся к основанию ножка покрыта буроватыми чешуйками. Показал гриб Кате, чтобы узнать, съедобный ли?

-Красноголовик! Бери — поболе бы таких!

Но красноголовики (подосиновик красный) почему-то больше не попадались. Находил лишь сыроежки, брал только самые крепкие и… незаметно для себя увлёкся — зорко вглядывался в мшистые кочки под хвоей елей, входил в запутанные паутиной, колющиеся чащи. Не забывал следить и за общим направлением движения, примерно придерживаясь давно не видной дороги, пролегавшей где-то справа, ниже по склону, если судить по её направлению у места остановки машины. Катя кружила вокруг него, часто спрашивая, находит ли он грибы и какие, Наталья всё время отставала и приходилось её звать и подгонять. Наконец, она подошла к Дмитрию, он носил сумку с едой, и сказала:

-Не пора ли нас поесть? Сумка-то, небось, тяжелая — носить её полную!

Развернули бумажные свёртки. Колбаса оказалась предусмотрительно порезана, хлеб — тоже… Пока подкреплялись, начался дождь: мелкий, тихим шорохом по ветвям деревьев. И хотя к дождю готовились,все были в плащах, сапогах, брюках — спрятались под густую крону… Что дождик кончился, поняли не сразу — с веток продолжало капать. Дальше пошли, придерживаясь прежнего направления.

Не скажешь, что грибов было много, но всё же достаточно, чтобы подогревался азарт. Дмитрий громко восторгался каждому красноголовику или боровику, а когда он, переходя через небольшую полянку, натолкнулся на семейство лисичек, к нему, привлечённая его восторгом, подбежала Катя. Увидев, что это всего лишь лисички, она разочарованно ушла искать более крупные грибы. Лисички же, казалось, вылезли из земли только что — некоторые грибочки были совсем крошечными, но он аккуратно срезал все. После чего внимательно осмотрел полянку и нашёл-таки ещё несколько лисичек. В корзине пожелтело. В лесу лисички не попадались, и он сделал вывод, что они растут (водятся) только на полянах. Увлёкшись тихий охотой, он забыл о времени, вернее, на часы-то изредка поглядывал — до трёх было далеко, а вот сколько раз повернули вправо и сколько влево — не соотнёс. Чтобы проверить себя, взял много правее, где должна была пролегать дорога, но её, сколько не брали вправо, не было. Предчувствуя недоброе, он предложил повернуть назад.

-А куда — назад? -растерянно спросила Катя.

Оказалось, что никто из сестёр не следил за направлением движения, и в лесу этом они были первый раз. Дмитрий расстроился — он-то полагал, что Наталья знает эти места.

В поисках обратного направления вышли на непонятно откуда взявшуюся цепь полян, тянущуюся между лесом береговых ольховником, окаймлявшим ручей. Грибы в высокой траве не росли, зато на буграх было красно от земляники. Дмитрий хватал ягоды чуть ли обеими руками, и при этом отставал от сестёр, а нужно было спешить — время приближалось к трём часам…

В условленное время они не только не вышли к машине — вообще не нашли никакой дороги. Прислушивались, затаив дыхание — не зовут ли их? Криков не доносилось: их не звали или не слышно было, как звали.

…Позднее они наткнулись-таки на какую-то не то дорогу, не то тропу, заросшую высокой, в пояс, травой. Обрадовались и, забыв про грибы, дальше пошли только по ней — в надежде, что она выведет их куда надо. Но дорога привела к ольховнику в болотистой низине и затерялась посреди топкого места. Дмитрий попытался пройти за ольховник, чтобы посмотреть, нет ли там её продолжения, но чуть не начерпал в сапог и воротился к поджидавшим его сёстрам. Снова пошли лесом в поисках хоть какой-нибудь дороги, чтобы не просто идти, не ведая куда, а направленно. Очень это нелепое положение, когда не понимаешь, куда идёшь!

Время, после того, как они заблудились, полетело стремительно — была уже половина пятого, когда посмотрели на часы. Дмитрию в то, что они заблудились, не верилось, сознание не хотело мириться с этим фактом и внешне он оставался спокойным, хотя и никогда ещё не чувствовал себя столь беспомощно. Заметно нервничала Катя, но пока молча. Обычно невозмутимая Наталья тоже внешне выглядела спокойной, лишь усмехалась чему-то время от времени… Бестолковое блуждание по лесу явно затягивалось, но как ни надоело, как ни нелепо было всё это, надо было идти — искать чего-то…

На проезжую дорогу наткнулись неожиданно. Обошли, чтобы не нагибаться и не нацеплять тенёт, густое еловое семейство — и ступили на дорогу с неглубокими песчаными колеями. Конечно же, всем сразу показалось, что это именно та, по которой они приехали, а сравнительно свежие следы на ней — следы машины, их привезшей. Итак, дорога, наконец-то, была найдена, и из множества направлений движения дальше определилось конкретных два. Какое из них выбрать? Незнакомые окрестности ответа не подсказывали, автомобильные следы — тоже. Заспорили, в какую сторону правильнее идти: сёстрам казалось, что в одну, Дмитрию, почему-то, в противоположную. В конце концов пошли туда, на какой настаивали сёстры. Дорога увлекала Дмитрия — не терпелось увидеть, что там откроется за следующим поворотом? Катя сердилась на него; «Опять метровками шагаешь!» Он поджидал заметно уставших сестёр, и снова настойчиво спешил вперед. Иногда дорога разветвлялась и предстояло выбирать, по какой будет вернее, ошибаться не хотелось. На одной такой развилке сестры повалились на траву — якобы, сил больше нет дальше шагать неизвестно куда. Дмитрий, в надежде обнаружить-таки хоть какие-нибудь ориентиры правильного пути, оставил возле них свою корзину и пошел по автомобильному следу налегке. Но глубоко врезавшиеся в песок шинные рубцы ёлочкой вскоре свернули резко вправо на едва заметное в траве ответвление, уводившее в нишу берёзовой чащи. Он точно помнил, что такой чащи они не проезжали, значит, это следы другой машины. «Вот вам и «правильное!» -чертыхнулся он, вспомнив настойчивость сестёр в выборе направления. Из упрямства пошел дальше по песчаной дороге уже без свежих следов, но с каждым новым поворотом всё очевидней ощущал бессмысленность затеи.. Воротился к автомобильным следам, решив пройти немного и по ним. В березнике дорога повела круто вниз, и он уже хотел было поворачивать назад, как вдруг услышал человеческий голос, доносившийся будто бы из-под земли — и вскоре из глубины чащи показалась фыркавщая от натуги лошадка, запряжённая в телегу с возом сена, рядом с ней шагал морщинистый мужичок и понукал её: «Ну, ну, милая!.. Пошла, родимая!»

-Здравствуйте! Не подскажите, куда правильно идти. А то мы заблудились!

-Подскажу, как не подсказать — в обратную сторону.

Это был удар — столько прошли, а оказалось, что не туда, верно сказано: женщину выслушай, а сделай наоборот… Видя его подавленное состояние, мужичок усмехнулся:

-Что — плохо, когда нет плаката «верной дорогой идёте, товарищи»?

Судя по сарказму, это был старик из брошенной деревни. Как ни расстроен был Дмитрий, а любопытство поговорить с хозяйственным мужичком взяло верх:

-Сено, вообще-то, осенью вывозят, по первому снегу, а вы почему летом?

-Тут до зимы не долежит — спалят.

-В лесу-то? Кто?

-«Доброжелатили» или туристы-грибники вроде тебя…

Когда воз выехал из березника и свернул на песчаную дорогу, мужичок взобрался на него и предложил:

-Садись — до деревни подброшу!

-Там впереди две молодухи на обочине сидят — вы им предложите, а я сам теперь дойду!

Дорога вела под уклон, мужичок понужнул лошадь и она побежала. Дмитрий понуро побрёл следом, пытаясь понять, почему он не догадался, что они выбрали не верное направление, ведь видел же расходившиеся под острым углом ответвления — явный признак того, что город в противоположной стороне…

Сёстры Бражниковы, увидев его, повставали:

-Надо же — не туда, оказывается, шли!

-Зря послушал я тогда вас… А что с мужиком-то не поехали?

-Он только одну брал!

-Ну, Наталья-то могла бы и поехать…

Подхватили наполненные корзины, ведро и зашагали в обратную сторону. Обретённое верное направление, казалось, придало сил — шлось бодрее. К тому же, усилившийся ветер развеял тучи и появилось предвечернее солнце: мир вокруг стал просторно-жизнерадостым…

…Их одиссея кончилась тем, что со стороны города появилась машина, на которой они приехали утром. Водитель в ней сидел другой, а начальник был тот же. Он не сказал им ни слова ни когда они залезали в кузов, ни когда слезали возле заводоуправления. А дома выяснилось, что машина вернулась за ними, благодаря матери. Когда время предполагаемого возвращения грибников прошло, она позвонила в гараж и узнала, что машина уже стоит на месте. Тогда она позвонила на квартиру ответственного за поездку начальника — мастера какого-то цеха. К телефону подошла жена и сказала, что его нет дома. После этого мать позвонила в милицию и пожаловалась, что такой-то оставил в тайге людей. Милиция заставила сидевшего дома ответственного вернуться в лес за оставленными… К проблеме заблудившихся в тайге людей в городе подходили строго, даже летом.

…Поздним, но ещё светлым, благодаря долгим в северных широтах вечером, грибы были очищены и рассортированы: какие солить — замочены, какие жарить — пожарены. Под жареные лисички и сыроежки кстати оказалась днями поставленная матерью брагулька…