Рассказ отца

Уважаемая редакция!
Мой отец, Анатолий Филиппович Савченко, сразу после войны работал в лагере для военнопленных. Лагерь находился в Апшеронске, напротив нынешнего Вечного огня. Забавный случай приключился с отцом на этой работе. Привожу его воспоминания. Юрий Савченко.

Как-то по осени вызывает меня начальник лагеря и говорит: «Анатолий, осень в самом разгаре, а у нас еще план по заготовке груши-дички не выполнен. Зимой компоты пленным варить будет не из чего. Вот тебе бригада из двенадцати человек, поезжайте под Мезмай, на балаганы, собирайте и сушите грушу. Сушилки там есть. Только вот напарника для тебя нет, заболел он. Придется тебе ехать одному. Но ты не переживай, мы тебе хорошего помощника нашли. Он бывший учитель русского языка. Маркус его зовут. Спокойный такой немец, можешь на него положиться. Берите ручную дрезину с вагонеткой и вперед…»

Начальство есть начальство. С ним не поспоришь. Немец оказался на редкость деловым. «Анатолий, вы не перешифайте, у нас в бригаде только три челофека эсэсовцы, остальные — хорошие люди. Мы за ними будем следить и фас охранять».

Ехать в горы на ручной дрезине это еще то удовольствие. На крутых подъемах приходилось спешиваться и вручную толкать этот «поезд». Немцы всю дорогу ворчали: «Русиш машин, русиш машин…».

На месте я построил немцев и через переводчика сказал: «Вы, конечно, можете меня убить и попытаться убежать, но бежать вам некуда: кругом горы, населенные грозными черкесами. Они не дадут вам далеко уйти, а просто порвут на части, когда вас увидят, т. к. знают все горные тропы, по которым вы будете идти: Маркус долго переводил и что-то еще объяснял, страшно жестикулируя руками. Когда все разошлись по работам, он признался, что для большей острастки от себя еще добавил, что в лесу много медведей, ставших за время войны людоедами. Им понравилась человечинка, и теперь они с удовольствием охотятся на людей.

Действительно, желающих собирать по лесу груши было мало, всем хотелось поддерживать огонь в сушилке и готовить еду.

Как бы то ни было, но к вечеру было собрано несколько мешков груш. Кавказская груша-дичка, по размеру хоть и маленькая, но по осени сочная и вкусная, особенно желтая падалица. После лагерной баланды, немцы набросились на эту падалицу и уплетали ее, нахваливая.

Вечером у одного из трех эсэсовцев, расстроился желудок, но туалет был занят, и этот здоровенный бугай быстро-быстро побежал в лес. Немцы, провожая его взглядом, задорно смеялись, отпуская в его адрес какие-то свои шуточки, пока тот не скрылся за кустами.

Смеркалось, но был ещё виден и край поляны, и кусты у кромки леса, и сам тихий сумеречный лес. Вдруг через несколько секунд тишины из кустов раздался страшный крик. И через мгновенье из кустов вылетел орущий благим матом детина. Он быстро бежал, широко задирая ноги, т. к. на ногах его болтались две половинки разорванных штанов и кальсонов. Было смешно, но немцы не смеялись. Они восприняли все это всерьез и не на шутку испугались. Я не стал их утешать, хотя понимал, что (скорее всего, этот детина спугнул лесную косулю, которая обычно подпускает к себе очень близко, не шевелясь до последнего мига. Потом с шумом выпрыгивает, чуть ли не из-под ног и удирает вглубь леса. С непривычки можно сильно испугаться.

Построив немцев на вечернюю поверку, я сказал им, что тут кругом по лесу бродят страшные кавказские медведи и что не завидую тому, кто попытается отсюда сбежать.

Всю неделю немцы исправно трудились, по ночам охраняя мой сон. Насушили много груш и благополучно вернулись в лагерь.