Александр Горский: Варфоломеевская ночь

Исповедь гугенота.
1572 год.

Мир человека и его деянья.
Со дня явленья жизни на земле.
За гранью разума, а также пониманья.
Полна противоречий и во мгле.

Невежество, как с той поры и ныне.
Непредсказуемость поступка результат.
Что плачет от земного божий сыне.
А в преисподней падшие дрожат.

Одним из заправил Земного ада.
Кто управляет душами живых.
Двуличием и лживостью уклада.
Предстала церковь, дом всея святых.

Провозглашая исповедь святую.
Не обмани, обманывают свет.
Не укради, воруют подчистую.
Так было испокон и сотни лет.

Но хуже всех иное лицемерье.
Живи как хочешь, только не убий.
Убийство грех, исконное поверье.
Будь праведным к явлению мессий.

И вот с амвона и пред аналоем.
Провозглашая чистоту души.
Храмовник ярый фанатичным строем.
Идёт за веру всех иных душить.

В ту ночь безумства дикого, убийств.
Безвинных тысячи в Париже приняв смерть.
Молились богу множеством молитв.
Но был ужасен бесов сей мольберт.

Рекою кровь лилась и женщины и дети.
Безумством ослеплённый фанатизм.
А Папа главный сидя на банкете.
Свои слал поздравления, садизм.

«…Победа эта истина для веры.
Как мирра на душе моей, хвала.
Собакам протестантским смерть без меры…».
Так он гласил. Так церковь призвала.

А как же не убий, а как же божьи дети?
Ужели всем господь не известил.
Что жизнь для всех на этом белом свете.
Единый дар, светило из светил.

Но истые, здесь делят власть Бурбоны.
Подстать тому безумство Валуа.
Им церковь придала свои законы.
И каждому привычно амплуа.

Ни святость ночи, ни греховность дела.
Не остановит королеву мать.
Екатерина не сидит без дела.
Иным до смерти не давая спать.

Итак три дня играли черти праздник.
В год пятисотый семьдесят второй.
А я невольный этому участник.
Случайно жив, храним своей судьбой.