2

– … Ну что, учишь уроки?
Юлия вздрогнула от заданного ей вопроса. У неё за спиной стоял, покачиваясь под-шафе, Валерий Михайлович. Или дядя Валера, родной брат матери, в поисках работы приехавший в их город из станицы. Он был разведён, временно жил у них на квартире. Сорокалетний мужчина, черноволосый, с постоянно нахмуренным лицом, с упрямой жёсткой складкой у губ, занял чуть не первое место в жизни её матери Екатерины Михайловны. Она по отношению к нему была старшей сестрой, нянчилась с ним по привычке, как в детстве, опекая его с трогательной материнской заботой.
– Валерочка, котик ты мой, вот твои любимые варенечки с творогом… Ешь, ни о чём не думай… Нюрка сволочь – ругала она свою бывшую невестку, жену брата – бросила такого работящего мужика… Скажите на милость, как Настька Заворотнюк с выпендрёжем, видите ли ей, пьяница ко двору не пришёлся… А вы ещё расскажите, кто сейчас не пьёт?! Все пьют! Только тур-козёл с рогами, что памятником стоит на постаменте при выезде из города, тот с самого начала не пьёт. А кто совсем не пьющие, вымерли, как мамонты. Ей мой Валерий Михайлович деньги приносил? Приносил! Что ей недотёпе надо? И неплохие. Так нет же: с двумя детьми сбежала, как от чумы, дура полоумная. Бог её накажет за такую тебе нанесённую обиду. А ведь все знают, если кто нас, Гордеевых, обидит, – мало не покажется. Душу наизнанку вывернем, но поставим на место. Ты, братик, пей, и ни о чём не думай, – мать Юли подносила ему стопку водки. – Плюнь и забудь о ней. Бабу мы тебе найдём, стоящую. Поверь мне. Вон глянь их сколько одиноких в городе, как лягушек в нашем станичном пруду. Квакают в ожидании мужика хорошего. Только свистни – любая твоей будет…
Юля всё это слушала со стороны, отмечала про себя, что в первый месяц проживания у них её родного дяди она постепенно была отодвинута на второй план. Девушка в свои шестнадцать лет с глухим раздражением ревновала мать к дяде Валере. Особенно сейчас за ужином, когда он уже подвыпивший самодовольно хвастался, что устроился водителем-дальнобойщиком и гоняет фуры с паркетом в Москву. И не жалуется: зарабатывает так, что любой, кто держит баранку в руках, позавидует. И теперь он имеет возможность купить чего и кого хочешь за такие деньги…
Сейчас в квартире они находились вдвоём. Мать Юли, работающая оператором котельной в Теплосетях, была в ночной смене. Девушке, оставшейся наедине с холостым мужчиной, стало не по себе. Дядю Валеру было не узнать после рейса. Он изрядно выпил. До этого он смотрел на Юлю как на пустое место, без всякого желания общаться с ней. А сейчас его точно подменили. От его мрачного настроения не осталось и следа. На его лице блуждала похотливая улыбка. Бегающие глаза ощупывали липким оценивающим взглядом фигуру девушки с ног до головы. Юлия оторвалась от учебников и тетрадей, поднялась из-за стола. С нарастающей тревогой вглядывалась в мужчину:
– Вот… возьми. Сгодятся тебе на что-нибудь. У меня их сейчас, как грязи. Только матери не говори.
– Что, что это?!
– Что, что, несмышленая! Деньги даю. Будешь пай-девочкой, всегда щедро подогрею… Я виду не подавал. Ты мне сразу понравилась. Девочка-картинка. Чистая, как та нетронутая роса на рассвете. Не то, что придорожные шлюхи… Поэтому, Гульчитай, открой личико – и получишь удовольствие.
У девушки всё поплыло перед глазами. Пятитысячная банкнота, небрежно брошенная мужчиной на её ученический стол, превратилась сквозь выступившие слёзы в тускло расплывшееся красное пятно. Его жилистые волосатые руки тянулись к ней, подёргиваясь в кистях. Дрожащие пальцы суетливо пробегали по её волосам, по ней самой, стоявшей столбняком. И зловонное дыхание, смешанное с запахом табака и перегара, вырывалось у него изо рта сквозь прокуренные зубы. И слова, сказанные им свистящим шёпотом на ухо:
– Соглашайся, курочка нетоптаная, на встречу, пока мы одни. Как сыр в масле у меня будешь кататься! Ни в чём отказу не будет…
– Нет! Низа что!
Юлия сопротивлялась, как могла. Отбивалась, билась за свою честь с мужеством обречённых, готовых погибнуть, защищая свою крепость. Но силы были не равны. Мужчина повалил девушку на пол. Как хищный зверь, впился в неё губами. Рвал её одежду. Как в беспамятстве повторял:
– Деньги возьмёшь. Куда ты денешься! Матери не посмеешь сказать. Я всё равно тебя заставлю быть моею. И сейчас и после!
Его язык пружинистым жалом ворвался в её рот, который переполнился слюной. Девушка на мгновение потеряла чувство реальности. Она готова была вот-вот лишиться сознания. Ей казалось, что она безвозвратно скатывается в туннель, уходящий вглубь земли. Её скольжение вниз неотвратимо ускорялось…
Но что это? Дядя Валера внезапно дёрнулся и затих. Так и не успев совершить задуманное, лежал на ней без движения, как бесчувственный манекен. Юлия, придавленная его телом, на какое-то время находилась в оцепенении. Была сплющена происшедшим, как та камбала на морском дне. Бешеный стук сердца в груди переполнял её до отказа. Она постепенно приходила в себя. С трудом выбралась из-под мужчины. Собрав в себе остатки сил, девушке, наконец, удалось его перевернуть на спину. Одного единственного брошенного взгляда было достаточно, чтобы понять: мужчина был мёртв. Его неподвижные открытые глаза, как два безжизненных осколка из слюды, с вопрошающим недоумением смотрели сквозь девушку.
– А… а… а…! Этого не должно быть!
Юля с криком кинулась от трупа, запрыгнула на кровать. Собравшись в комок, поджав ноги под себя, растерзанная, – она была в ужасе. Слёзы страха душили её. Рот был переполнен странной какой-то горько-вяжущей слюной, которая стекала у неё по губам. Юлия прервала плачь, когда увидела выбежавшего из коридора своего друга пекинеса Макса. Комнатная собака запрыгнула девушке на колени и стала усердно слизывать слёзы с глаз и слюну с её губ и подбородка. Она явно хотела успокоить свою юную хозяйку. Девушка в порыве благодарности прижимала её к себе, не переставая говорить:
– Максик, что теперь будет? Дядя Валера умер… Как так? Отчего? Почему? Пекинес ещё раз сделал попытку лизнуть хозяйку в губы, как по нему внезапно пробежали судороги. Он вытянулся и сдох на руках у девушки. Такой исход событий – это и есть ли то смертоносное оружие мести, дарованное Вальковской ведьмой?!
– Нет! Что это?! Опять, Снова?!
Рот Юли раздирало криком ужаса, всеобъемлющим воплем протеста случившемуся. Она выбежала из квартиры, где остались два безжизненных тела: человека и собаки. Бежала скорей всего от себя, от той самой страшной испепеляющей её изнутри мысли: «Неужели она или, точнее, её поцелуй смерти, несущий в себе, как цианистый калий, ядосодержащую слюну, послужил причиной, что сорвав его с её губ, дядя Валера и Макс погибли?! О таком страшном подарке старухи с хутора Валько девушка даже не могла и предположить.
Юлия была уже на лестничной площадке, не звонила, а что есть силы барабанила кулаками в дверь чужой квартиры. Выбежавшие на шум соседи, подхватили её, теряющую сознание.